Сердцебиение

Он опять опустил мою голову под воду, снова вынуждая меня противостоять ему, повергая мой мозг в шоковое состояние от недостатка кислорода.

На этот раз, когда моя голова оказалась на поверхности, он развернул меня и с силой прижал лицом к камню. Я начала трясти головой под его жестокой ладонью, стараясь отпихнуть ее, когда он задрал платье вверх и сорвал с меня трусики. Вцепившись в его руки своими, я пыталась освободиться, но его хватка только усилилась.

Он яростно рассмеялся.

— А эти я, пожалуй, сохраню для себя, на тот случай, если ты сбежишь, после того, как дашь попользоваться своей грязной дыркой моим парням.

Я всхлипнула, сжимая зубами трусики, когда он засунул свой член внутрь меня, резкое шипение вырвалось из его рта, когда мое сухое лоно неприветливо встретило его вторжение. Я старалась дышать изо всех сил. То, как он прижимал мое лицо к камню, закрывало одну из моих ноздрей, давая мне дышать только через другую, в то время как мой рот был заткнут нижним бельем.

— Это — мое, мое, — рычал он каждый следующий раз, когда вторгался в мое лоно. — Ты долбаная шл*ха! Только то, что моего ребенка нет внутри тебя, еще не значит, что его там не будет. В конце концов, это может только значить, что я могу трахать тебя как можно жестче.

Я была зла на саму себя, когда мои рыдания забили нос слизью. Раскачиваясь под ним, я старалась сказать ему, что задыхаюсь, но он сильнее стонал, вероятно думая, что я возбуждена и подаюсь навстречу его движениям. Долбаный садистский ублюдок. Ничего из того, что он мог бы сделать, не способно было возбудить меня! Я не могла думать разумно, потому что, в то же время, мне нужно было размахивать руками, чтобы противостоять жесткости его толчков, которые обрушивались на мое тело и лицо.

— Если ты хоть когда-нибудь посмеешь взглянуть на него своим «трахни меня» взглядом, Стар, — прорычал он, его толчки стали терзать мое тело с сумасшедшей скоростью, хватка на моей голове стала еще более болезненной, в то время, как он сильнее вжимал мою щеку в камень. — Я убью его! Ты думаешь, я люблю жестокость? Извращения Фрэнка не идут с моими ни в какое сравнение. Хотя у нас есть одна общая черта, в конце концов. — Он бросил фотографии на камень рядом с моей головой. — Ему нравится запечатлевать то, как он ломает свои трофеи, точно так же, как и мне.

Там были фотографии бедняжки Блю, но я не могла рассмотреть их, поскольку мое тело подвергалось насилию.

С мыслью о жестокости, что пронеслась в его голове, Данте глубоко толкнулся в меня и кончил. Громкий крик вырвался из его рта в тот же миг, как его настиг извращенный оргазм.

Моя грудь тяжело вздымалась от малого количества воздуха, который я могла втянуть через нос, когда его ладонь исчезла с моего лица, а вместе с ней и член выскользнул из лона. Я не смела двинуться с места, оставаясь в той же позе: моя голая задница была выставлена на обозрение, его сперма стекала по бедрам, а голова оставалась лежать на камне, соль от слез щипала мое стертое о камень лицо.

Ласково и мерзко он похлопал мою задницу.

— Ужин скоро будет готов, не опаздывай. — Я издала рвотный звук, когда он склонился и оставил поцелуй у основания моей шеи, застегивая штаны, затем он ушел.

Ожидая, пока не увижу удаляющийся силуэт через пространство между большими столбами, я вытащила трусики изо рта, и меня стошнило на камень. Мое лицо все еще было прижато к камню, собственная рвота ощущалась под моей щекой, волосами и на фотографиях.

Отчаянное рыдание вырвалось из горла, когда я наконец опустилась вниз и присела в мелкую часть водоема. Бедра сжались от боли, а грудь пыталась привыкнуть к издаваемым мной звукам, когда я все еще пыталась заполнить воздухом легкие.

Грудь вздымалась и опускалась, когда вода окрасилась в розоватый цвет, моя кровь и рвота создавали такой красивый, но, в то же время, противный цвет. Я задохнулась от фотографий, ополаскивая их в воде, смывая с них рвоту. Моя душа плакала по Блю, по мне, по образам и воспоминаниям, когда я считала, что этот мужчина был нормальным, защитником. Как после этого я могла вновь кому-то доверять?

На каждом следующем снимке были запечатлены пытки. Фрэнк улыбался на камеру, когда вдалбливался в истерзанное тело Блю, которое было перекинуто через гимнастический снаряд наподобие козла. Ее тело находилось вверху, руки были привязаны с одной стороны, ноги с другой, она находилась полностью на милости мужчин, которые совершенно не знали значение этого слова. На других фотографиях были запечатлены предметы, которыми, судя по всему, они насиловали ее. То, насколько эти мужчины были безжалостны, заставляло меня чувствовать свою беспомощность.

Уединенность места обеспечивала личное пространство для моей истерики, тогда как я кричала и рыдала, вопила и скорбела, захлебывалась соплями и слезами, в воде, смешанной с кровью, и мое отчаяние омрачало спокойствие этого прекрасного уголка.