Листья пальмы задрожали, сначала незаметно, потом все сильнее. Жакмор стиснул зубы. Раздался жалобный крик, такой пронзительный и резкий, что психиатр заткнул уши. Ствол пальмы закачался, при каждом наклоне крики учащались. Земля у подножия пальмы раскололась и разверзлась. Невыносимый звук — скрежет сверла — раздирал уши, разносился по всему саду и, казалось, отражался от низкого облачного свода. Внезапно длинный выгнутый ствол вырвало с корнями из почвы и понесло в сторону укрытия. Не переставая пронзительно кричать, пальма закружилась, заметалась по лужайке, неуклонно приближаясь к укрытию. Несколько секунд спустя Жакмор почувствовал, как земля вздрогнула во второй раз. Упал эвкалипт. Он не кричал; он пыхтел, как безумный кузнечный мех, и его серебристые ветви, выкручиваясь, обнимали ствол, корни глубоко загребали землю, пытаясь дотянуться до укрытия. Пальма уже добралась до настила и истерично билась об него всем телом; но силы убывали, ритм замедлялся… Первым поник более хрупкий эвкалипт; какое-то время его узкие листья еще шевелились. Рабочие вышли из укрытия. Пальма дернулась из последних сил, стараясь зацепить ближайшего рабочего, но тот ловко увернулся и сильно ударил ее топором. Все затихло. Лишь иногда судорога пробегала по серому телу. А дровосеки, не теряя времени даром, уже занимались соседним деревом.
Жакмор, казалось, врастал в землю; в голове шумело и звенело, он продолжал, не отрываясь, смотреть на побоище. Увидев, как гарпун вонзается в нежную деревянную плоть, он больше не мог сдерживаться. Он развернулся и побежал к скале. Он все бежал и бежал; воздух вокруг него сотрясался от взрывов гнева и боли.
XVIII
Теперь, кроме тишины, не было больше ничего. Все деревья лежали на лужайке, корнями кверху, а земля, вся в огромных дырках, казалось, пережила бомбежку изнутри. Огромные лопнувшие гнойники, пустые, сухие, печальные. Рабочие ушли обратно в деревню, а подмастерья остались распиливать трупы на бревна и убирать следы бойни.
Жакмор осматривал поле боя. Уцелело лишь несколько кустов и низких клумб. Не было больше ничего между его взглядом и небом, странно голым и внезапно лишенным теней. Справа доносился скрежет садового ножа. Прошел подмастерье помоложе, волоча по земле длинную двуручную пилу.
Жакмор вздохнул и зашел в дом. Поднявшись на второй этаж, он свернул в детскую. Клементина вязала. В глубине комнаты Ноэль, Жоэль и Ситроэн рассматривали книжки с картинками и сосали леденцы. Пакет с леденцами лежал на равном расстоянии от каждого.
Жакмор вошел.
— Все, — сказал он. — Спилены насмерть.
— А! Тем лучше, — отозвалась Клементина. — Так мне будет намного спокойнее.
— Вы уже так много связали? — удивился Жакмор. — Несмотря на этот шум?
— Я даже не обратила внимания. По-моему, деревья и должны падать с шумом.
— Разумеется, — согласился Жакмор.
Он посмотрел на детей.
— Вы по-прежнему не разрешаете им выходить? Они уже три дня сидят дома. Им ведь больше ничего не грозит!
— А дровосеки больше не работают? — спросила Клементина.
— Им осталось лишь распилить деревья, — сказал Жакмор. — Но, если вы боитесь за детей, я могу за ними присмотреть. По-моему, им нужно подышать воздухом.
— Ой! Да! — воскликнул Ситроэн. — Мы пойдем с тобой гулять!
— Пойдем! — повторил Ноэль.
— Будьте очень внимательны! — предупредила его Клементина. — Ни на секунду не теряйте их из виду. Если вы не будете за ними присматривать, я умру от беспокойства.
Жакмор вышел из комнаты, тройняшки прыгали вокруг него. Вчетвером они кубарем скатились по лестнице.
— Смотрите, чтобы они не провалились в дыры! — все еще кричала Клементина. — И чтобы они не играли с инструментом.
— Хорошо! Хорошо! — отозвался Жакмор между двумя этажами.
Выскочив в сад, Ноэль и Жоэль помчались туда, откуда доносился скрежет садового ножа. За ними, не торопясь, шли Жакмор и Ситроэн.
Подмастерье помоложе, тот, которому на вид было лет десять, обрубал сосновые ветки. Кривой стальной клинок поднимался и опускался, при каждом ударе вылетали тонкие щепки, и воздух кричал от запаха смолы. Жоэль выбрал удобное место для обозрения и зачарованно замер. Ноэль остановился поодаль.
— Как тебя зовут? — спросил Ноэль немного погодя.
Подмастерье поднял к ним изможденное лицо.
— Не знаю, — промолвил он. — Может быть, Жан.
— Жан! — повторил Ноэль.
— А меня зовут Жоэль, — представился Жоэль, — а моего брата — Ноэль.
Жан не ответил. Нож опускался и поднимался в прежнем унылом ритме.
— Что ты делаешь, Жан? — спросил подоспевший Ситроэн.
— Вот, — объяснил Жан.
Ноэль подобрал щепку и понюхал ее.
— Это должно быть интересно, — предположил он. — Ты всегда это делаешь?
— Нет, — ответил Жан.
— Посмотри, — сказал Ситроэн. — Ты умеешь плевать так же далеко?
Жан нехотя посмотрел. Метр пятьдесят. Он тоже плюнул: в два раза дальше.
— Ух, ты! — воскликнул Ноэль.
Ситроэн не скрывал своего восхищения.
— Ты плюешь очень далеко, — почтительно заметил он.
— Мой брат плюет раза в четыре дальше, — сообщил Жан.