Сердцедер

Один из мужчин подал Жакмору знак; это с ним психиатр договаривался о стоимости работ. В итоге они приняли предложение Клементины — половина дровосекам, половина на дрова. Распилка и укладка дров, не предусмотренные соглашением, должны были оплачиваться дополнительно.

У Жакмора защемило сердце. Не испытывая к деревьям никаких эмоций, как то и подобает индивидууму, появившемуся на свет в зрелом возрасте и начисто лишенному воспоминаний, он высоко оценивал их допустимую функциональную красоту и объединяющее их свободолюбие. Будучи неспособным на комплименты или хвалебные оды в адрес насаждений, психиатр все же чувствовал себя достаточно уютно в их присутствии; ему нравились смущенные солнечные зайчики, прыгающие по лакированной листве, витиеватые рисунки тени и света на морщинистой коре, легкий шум ветвей и запах испарений на исходе жарких дней. Он любовался острыми язычками драконий, скрученными стволами толстых приземистых пальм, гладкими и сочными отростками эвкалиптов, похожих на слишком быстро выросших долговязых неловких девиц, которые безвкусно украшают себя позеленевшими медными побрякушками и выливают на затылок весь флакон материнских духов. Он восхищался соснами, внешне непреклонными, но готовыми при первом же прикосновении извергнуть в потоке пахучей смолы долго сдерживаемое семя; он восторгался корявыми дубами, неповоротливыми, словно здоровые лохматые псы. Каждое растение было красиво по-своему. Каждое обладало собственным характером, привычками, маниями, но все вызывали одинаковую приязнь. И все же неуемная материнская любовь оправдывала необходимость жертвоприношения.

Работники остановились посреди лужайки и положили на землю инструменты. Двое взяли мотыги и принялись копать, в то время как подмастерья сгребали комья земли огромными лопатами — выше их собственного роста. Канава быстро углублялась. Жакмор с тревогой наблюдал за их работой. Подмастерья наваливали у края канавы кучи земли и энергично ее утрамбовывали, сбивая в плотное низкое заграждение.

Сочтя ров достаточно глубоким, рабочие прекратили копать и вылезли на поверхность. Двигались они медленно; бурые землистые одежды делали их похожими на жесткокрылых ископаемых, прячущих свои яйца. Взмокшие подмастерья продолжали выгребать землю и неистово, яростно ее утрамбовывать. Периодически каждый из них получал взбадривающую затрещину. Тем временем трое рабочих, удалившихся к ограде, вернулись с тачкой, в которой лежала груда бревен метровой длины. Они остановили тачку около канавы. Затем стали укладывать бревна на земляное основание, возведенное подмастерьями. Укладывать тщательно, плотно, подбивая кувалдой конец каждого бревна и укрепляя таким образом всю конструкцию. Когда строительство укрытия было завершено, они подобрали лопаты и принялись засыпать землей бревенчатый щит. Жакмор подозвал одного из подмастерьев.

— Что они делают? — спросил психиатр и, несмотря на все отвращение, пнул его под коленку.

— Укрытие, — выпалил подмастерье, прикрывая лицо, и убежал к своим товарищам. Товарищи о нем не забыли; всыпали по первое число.

Солнца в тот день не было; свинцовое небо мерцало бледно и неприятно. Жакмора слегка лихорадило, но он хотел досмотреть до конца.

Укрытие казалось законченным. Один за другим рабочие забрались на накат, дошли до лесенки в конце траншеи. Настил выдерживал их вес. Подмастерья даже не пытались за ними идти, заранее зная результат подобной инициативы.

Рабочие вылезли из траншеи. Выбрали из кучи инструментов иглы и крючья. Подмастерья суетились вокруг жаровен и изо всех сил раздували огонь. По команде бригадира они схватились за тяжелые раскаленные котлы и понесли их к первому дереву. Жакмор ощущал нарастающее беспокойство. Все это напомнило ему распятие распутного жеребца.

У подножия десятиметровой финиковой пальмы поставили первую жаровню, и каждый засунул в нее свой инструмент. Вторая была установлена около соседнего эвкалипта. Подмастерья бросились раздувать огонь, подпрыгивая на огромных кузнечных мехах. В это время бригадир осторожно прикладывал ухо к стволу финиковой пальмы. Внезапно он замер и сделал на коре красную отметку. Один из дровосеков, по виду самый сильный, вытащил из жаровни докрасна раскаленный дымящийся крюкк точнее, железный гарпун — с острым наконечником и зубьями. Он уверенно отвел руку назад, разбежался и вонзил гарпун в гладкий ствол, точно в сердцевину красной отметки. Подмастерья уже успели оттащить жаровни, а другой дровосек — поразить эвкалипт. Затем все бросились наутек, добежали до укрытия и спрятались. Подмастерья жались у входа, рядом с жаровнями.