Сердцеед

Я вешаю трубку. Затем вытираю слезу и беру себя в руки. У меня была цель, шанс написать разоблачение, добиться популярности, продвинуть свою карьеру, показать настоящего Сента, а не легенду. Возможно, я смогу раскрыть глаза девушкам и помочь кому-то избежать разбитого сердца. Возможно, они поймут, что Сент не полюбит их. Никто не полюбит, кроме них самих, если они приложат к этому усилия. А еще их друзья, если они сделают правильный выбор. И их семьи, если им повезло. Вот моя точка зрения, точка зрения юной девушки, которая росла, думая, каково это жить с любовью мужчины, а выросла с намерением доказать, что эта любовь ей и не нужна вовсе. Я знаю, что там полно девушек вроде меня. Тех, кто не встретил парня ни в семь, ни в тринадцать, ни в пятнадцать, у них даже при рождении не было мужского плеча поблизости. Зачем же нам ждать мужчину сейчас, когда мы выросли? Он нам ни к чему.

Он перезванивает.

— Привет. Ты в порядке? — спрашивает он.

— Я... — давление внутри ослабевает от звука его голоса. Я никогда не чувствовала такой связи с мужчиной. Когда слышишь беспокойство в его голосе, и уверена, что он слышит грусть и разочарование в твоем. Как такое возможно? Я вытираю глаза. Ненавижу, ненавижу плакать. — Да, я в порядке. Просто хотела поговорить с тобой.

Я стараюсь говорить ровным голосом, злясь, что он все равно срывается. На проводе напряженное молчание. Вперед, Рейчел. Попрощайся с Сентом прямо сейчас. Думаешь, ему сейчас хочется возиться с плаксой?

— Где ты? — спрашивает он.

— Я у мамы. Собираюсь обратно к себе.

— Отис будет ждать тебя там. Пообедай со мной.

Мой голос становится застенчивым, когда я соглашаюсь: «С удовольствием, Малкольм.»

Он молчалив, будто в растерянности от того, какой ранимой я сейчас кажусь. А затем он удивляет меня, отвечая низким, отчаянно хриплым и нежным голосом: «Я правда рад. До скорого.»

Я вешаю трубку и смотрю на телефон, сердце в груди буквально пылает от боли. Я влюблена в него? Почему я настолько поглощена, так запуталась? Кажется, будто мой разум указывает мне в направлении логики и карьеры моей мечты, но остальная часть меня не желает ему следовать, если это означает, что мне придется расстаться с Сентом.

Я бросаю взгляд на картину моей мамы и поражаюсь ее невероятной красоте. Ничего подобного она еще не рисовала, будто все эти годы, что она не могла заниматься любимым делом, оно скапливалось в ней, создавая мощный поток, который, будучи выпущенным на волю, воплотился во всей своей красе на холсте. На всей комнате.

Прямо как роман с Сентом, который так же поглощает меня.

Глава 25 НУЖДАЯСЬ В СЕНТЕ

Спустя два часа мы подъезжаем к пирсу. Увидев его на палубе «Игрушки», я стараюсь замедлить дыхание. На мне простое желтое платье, ведь я не планировала сегодня встречаться с Сентом, и мне приходится удерживать разлетающуюся юбку, чтобы не обнажиться раньше запланированного.

Ветер, развивающий мне волосы, когда я поднимаюсь на палубу, прижимает ткань его рубашки-поло к накаченным плоским мышцам груди. Помимо рубашки, на нем белые мешковатые шорты карго, обнажающие мускулистые крепкие ноги.

Он подхватывает меня на руки и кружит по палубе, потом берет за руку и ведет на верхнюю палубу. Мы даже не здороваемся друг с другом. В этом нет необходимости. Я даже не осознавала, что мы уже дошли до той точки телепатического общения, которая у меня была только с мамой и подругами, когда, будучи рядом, ты без слов знаешь, чего хочет другой. Он явно может чувствовать меня на таком уровне, потому что удерживая мою руку в своей сильной руке, он ведет меня к дивану. Кажется, я настолько хрупкая, что от одного лишнего движения могу сломаться. Поэтому я высвобождаю руку, сажусь на стул напротив дивана, и молча сижу там, пока яхта направляется в открытые воды, тихо гудя двигателями.

— Хочешь поговорить об этом? — спрашивает Малкольм со своего места напротив меня, и тянется, чтобы убрать волосы с моего лица. Его глаза, словно лезвия, прорезаются сквозь все возведенные мной стены.

Малкольм настоящий бог секса. Он плейбой и игрок, но никто не видит, что скрывается за этим. Что он веселый. Но при этом, по-своему, он очень осторожный. Он добрый... это было первое, что я подметила. Он добр со мной, со своими друзьями, никогда не отказывает в просьбе о помощи от благотворительных организаций. Он всем готов помочь. Если он больше не захочет спать со мной, то для меня будет честью называть его своим другом. Настолько я уважаю его.

А еще я безумно ревную его, и понимание, что мне нужно отступить, что он достанется другой, убивает меня.

— Наступил один из тех моментов, когда моя семья... ну, вернее, моя мама, мои друзья и я не сошлись во мнении, — бормочу я.

Беспокойство, отразившееся в его взгляде, едва не становится для меня последней каплей, ведь прямо сейчас я ненавижу себя за свою работу. За то, что делала.

— Малкольм, — его имя звучит как тихий стон.

Он притягивает меня к себе, усаживая между своих колен.