Моей сестре нужно было понять, что, если она болеет, это не значит, что она некрасивая. Ее борьба с раком и решимость вылечиться сделали ее сильным человеком. А в силе столько красоты. Поэтому я фотографировала все, что делало Кару крепким орешком, – количество таблеток, что ей приходилось принимать каждый день, ее коллекцию больничных браслетов, иголки и трубки, которые тянулись из ее тела каждый раз, как болезнь обострялась, – и эти фотографии превратились в мое первое настоящее портфолио.
Мне потребовалось немного времени, чтобы найти файл, но, открыв его, я передала ноутбук Алеку. Он подвинул стул и, сев рядом со мной, стал не спеша просматривать фотографии. Закончив, он удовлетворенно кивнул и без слов вернул мне ноутбук.
Я ждала, что Алек что-нибудь скажет, но он молчал.
– И… почему ты хотел их увидеть? – тихо спросила я.
– Потому что вижу, что ты нервничаешь, – ответил Алек, будто эти слова были достаточным объяснением. Я нахмурилась, ничего не понимая, и тогда он продолжил: – Не знаю, может быть, ты боишься не впечатлить Пола или наших фанатов, но, честно говоря, ты могла сфотографировать, как мы пялимся на стенку, и всем бы понравилось. Я хотел увидеть что-то еще, не связанное с группой, чтобы убедиться в своей правоте. И вот это, – он указал на экран, – является подтверждением. У тебя это хорошо получается, Стелла. Если просто поверишь в себя, то эта работа станет плевым делом. Обещаю.
Это была самая длинная речь, которую я когда-либо слышала от Алека. А что касается его слов о плевом деле… Я искренне надеялась, что он прав.
Может, Алек не самый общительный парень на свете, но такой милый. После нашего разговора, чтобы подбодрить, он пригласил меня пообедать. Сначала я боялась, что мне будет неловко, потому что не знала, о чем с ним говорить, но слово за слово, и оказалось, Алек умел поддержать любой разговор.
После обеда Алеку нужно было присоединиться к остальным членам группы и отправиться на репетицию завтрашнего концерта, и я, дабы не погрузиться в переживания, увязалась с ним. Когда мы приехали на арену, охрана проводила нас на главный этаж. То, что обычно было баскетбольной площадкой, превратилось в огромный зал со сценой в самом конце. Место выглядело странно пустым без многотысячной зрительской аудитории.
– Все должны собраться у сцены, – сказал Алек, пока мы пересекали большой зал.
Первым я заметила Джей Джея. Он уже находился на сцене – ходил туда-сюда, крутя палочки в руках. Алек помахал ему, и, когда тот заметил нас, его глаза округлились.
– Привет, Стелла, – крикнул Джей Джей. Громко. Слишком громко. – Не знал, что ты придешь посмотреть на нашу репетицию.
– Мне больше нечем было заняться, поэтому… – Я замолчала на полуслове, когда увидела Оливера.
Он прислонился к краю сцены, и к нему прижималась какая-то девушка, ее руки обвивали его шею, а пальцы зарылись в волнистые каштановые волосы.
– Ох, Олли! – Девушка захихикала.
Я заставила себя отвести взгляд. Охвативший меня ужас могли заметить и Алек, и Джей Джей, но мне было плевать, потому что мозг пытался все это переварить. Оливер девчонку не целовал, но, судя по тому, как им было комфортно вместе, вполне мог делать это раньше. Похоже, в статье, которую о нем читала Кара, говорилась правда: Оливер Перри был бабником.
Я знала, что не имела права чувствовать себя оскорбленной, но в животе возникла резкая боль, и я надавила туда кулаком, пытаясь ее унять. Оливер мог целоваться с кем хотел. Я сама попросила его остаться просто друзьями, но по какой-то причине мое сердце пронзило болезненное ощущение предательства.
Я должна была почувствовать облегчение, ведь если бы я позволила нашим отношениям развиваться, то в итоге могла бы остаться с разбитым сердцем, но мне хотелось лишь пнуть себя за то, что любила эту ослепительную, но явно лживую улыбку. Готова поспорить, именно улыбка была излюбленным оружием Оливера. Одно еле уловимое движение уголков губ, и он мог заполучить любую девушку, даже очень умную, которой совсем не нравилась его паршивая музыка.
Очевидно, Джей Джей заметил выражение моего лица и швырнул одну из палочек в Оливера:
– Эй, идиот!
Палочка пролетела в нескольких сантиметрах от головы Оливера и с громким стуком срикошетила от сцены.
– Какого черта? – заорал Оливер, отрываясь от девушки.
Алек прочистил горло и, приподняв брови, взглядом указал на меня. На лице Оливера отразилось замешательство, когда он заметил меня. Уж не знаю, то ли от того, что не понял, почему ему помешали, то ли от того, что удивился, обнаружив меня здесь. Я надеялась на последнее.
Зал погрузился в тишину, пока мы смотрели друг на друга в ожидании, кто у нас первым что-нибудь предпримет. Наконец Оливер оттолкнул от себя девушку, шагнув вперед, открыл рот, словно собирался что-то сказать, но я не хотела слушать ничего из того, что, по его мнению, развеет неловкость.
– Привет, Оливер, – весело прощебетала я, натянув улыбку в надежде, что парень не поймет, как меня это задело.