Сердцевина яблока: Демифологизированная история The Beatles

После пяти лет воздержания от публичных выступлений два битла вместе со своими друзьями собрали многотысячную толпу поклонников. Нью-Йорк понял, что это большое событие, и отнесся к этому соответственно. Аллену Клейну страшно хотелось, чтобы все шло гладко. Президент АВКСО так усердно готовил этот концерт, что даже растянул себе ахиллово сухожилие. Опираясь на трость, он ковылял вокруг сцены, проверяя направление освещения и давая указания кинооператору. Только после двухминутной овации, устроенной Дилану, исполнившему пять своих песен, Клейн наконец успокоился, отбросил трость и стал аплодировать вместе со всеми.

Участники концерта, их гости и помощники отметили событие на вечеринке, которую устроила жена Джорджа, Патти, в «Таверне Джимми Вестона». Пришел даже отшельник Дилан. Его привлек Пит Беннет, крепыш довольно устрашающего вида, который проталкивал подопечных Клейна на радио и, кроме того, подрабатывал в газетном концерне Ганнета^[5], ведя рубрику происшествий. Беннет показался Дилану весьма занятным человеком и отличным телохранителем. «Не подпускай ко мне Эла Ароновица!» — попросил его Дилан. Беннет прекрасно справился и в награду за услугу стал единственным человеком, который в тот вечер сфотографировался вместе с застенчивым Диланом.

Приняв изрядную дозу спиртного, Фил Спектор^[6], пыхтя, сел за фортепьяно и стал молотить на нем свои старые хиты вроде «Da Doo Ron Ron». В таверну зашел Энди Уильямс. Окинув быстрым взглядом буйную компанию, он поспешил удалиться, несмотря на настойчивые просьбы захмелевшего Спектора спеть что-нибудь. Гуляли до утра. К сожалению, репортеров либо вовсе не пустили на это празднество, либо заставили молчать, так что все газетные репортажи о том вечере заканчивались на последней ноте концерта. Но пресса была единодушна в своем приговоре. Даже New York Times (газета, которая скорее заботится о том, чтобы дать скрупулезную хронику текущих событий истории, чем о том, чтобы скрасить скучную поездку в метро каким-нибудь захватывающим рассказом), восхищенная великолепным исполнительским мастерством и блеском задуманной идеи, признала бангладешский концерт событием, заслуживающим подробного освещения на первой полосе. Рецензии изобиловали прилагательными и наречиями в превосходной степени, и роль Джорджа в проведении этого вечера была оценена по достоинству. Рецензенты отмечали, что ему помогла приятная перемена в реакции публики на «живое» выступление двух участников Beatles. На этот раз было заметно отсутствие истошных воплей, которые в 60-е годы омрачили не один концерт группы. Не было ни дикого штурма сцены, ни отчаянных попыток прикоснуться к битлу. Видимо, детишки повзрослели.

Впервые за десять бурных лет появление битла не вызывало истерию. Только в самом начале 60-х в Ливерпуле и Гамбурге Beatles могли без помех исполнять свою музыку. В те годы белые шелковые костюмы и черные сюртуки были бы совсем не к месту. В скромном ливерпульском квартале пакгаузов не могло быть и речи о блеске и шике, о хорах и рекламе. Четырем парням, одетым в черные кожаные куртки и засаленные джинсы, приходилось пробираться на допотопную сцену сквозь дыру в стене мрачного погреба, волоча за собой аппаратуру.

В участниках группы не было и намека на утонченность или изысканность. Один из них был долговязый парень с наглым длинным носом и зачесанными назад волосами. Он имел вид вечно голодного уличного бродяги. Да таким он и был — настоящим уличным мальчишкой, гордящимся своей репутацией отчаянного хулигана. Два других гитариста выглядели чуть-чуть приличнее, но этого «чуть-чуть» было достаточно, чтобы в них по уши влюблялись местные девчонки. Красивый ударник с хмурым выражением на лице оставался на заднем плане. «Хулиган» готовится играть.

— Заткни рот, красотка! — кричит он. — Не мешай мне настраивать гитару.

— Чего?

Вместо ответа он строит страшную рожу.

— Ты что, рехнулась? Слазь со сцены, ты, сука! — И он делает вид, что собирается заехать носком своего «свинокола» другой слишком активной поклоннице.

Та отскакивает и прячется за подружками. Между тем толпа на другом конце зала ведет себя иначе. В основном это учащиеся гуманитарных и художественных колледжей. В их отношении к четырем «тедди-боям»^[7] нет и следа того исступления, какое демонстрируют «куколки», толпящиеся у сцены. Вся эта публика стекается сюда через узкий цокольный вход, на котором только еле заметная надпись мелом «Пещера» позволяет снаружи догадаться о царящем внизу бешеном возбуждении.

Наконец все готовы. Бас-гитарист, в лексиконе которого было меньше неприличных слов, коротко справляется:

— Усилок врубили?

— Порядок. Поехали!

— Good golly, miss Molly. We're gonna have a ball… [Ей-богу, мисс Молли, повеселимся от души…]