Серебряная чаша

— Ты знаешь, что Миджамин выпущен на свободу? Лука считает, что… что теперь неприятности не заставят себя ждать. Вчера, в день твоего приезда, он унес чашу из дома. Он даже не сказал, куда ее спрятал! Фанатики уже обыскали дома всех христиан в Антиохии, но так и не смогли ее найти. Весь вчерашний день и всю ночь они ходили от дома к дому. Перепугали людей, перевернули все вверх дном…

— Наверное они не так глупы и прекрасно понимают, что ее принесут в наш дом — ведь должен же я ее закончить.

— Лука уверен, что Миджамин так и считает. Он просто захочет подождать до тех пор, пока работа не будет закончена. — Тут она перевела тему разговора на двух охранников. — Эти двое — очень милые ребята. Тихие и скромные. Но если бы ты видел их узелки с вещами! Они почти раздеты! У них ничего нет! Мне стало так жалко их, что…

Василий отложил резак.

— Вчера вечером я разговаривал с Ананием. Он и его жена отдали все… Они стары, слабы, но они будут продолжать работать до последнего вздоха. Я слушал его и спрашивал себя, можно ли честно служить Иисусу и оставаться богатым? Можно ли следовать его учению и жить в роскоши?

Девора серьезно задумалась над словами Василия.

— Я повторю тебе то, что не раз в свое время слышала от дедушки. Потому что вижу, как сильно беспокоит тебя эта проблема. Ты ведь все равно не успокоишься. А говорил он, что кто-то должен содержать и поддерживать церковь Христа. Ей нужны вожди, которые смогут управлять, вожди, которых будут любить и уважать. Ей нужны проповедники, которые понесут людям слово Божье. И ей обязательно будут нужны деньги. Много денег. Он никогда не забывал сказать о деньгах. А знаешь ли ты, что Ананий и его жена живут под дырявой крышей? Зимой они жгут немного дров, а чаще всего верблюжий навоз прямо на каменном полу. У них всего лишь одно покрывало, одно блюдо и одна чаша. Сундук, полный дубленой кожи, служит им столом, а спят они на сухой соломе.

Она подошла к столу и облокотилась на него.

— Василий, — сказала она, глядя на него со всей серьезностью. — Василий, я не меньше тебя хочу посвятить себя служению Иисусу. Но скажи, в каком качестве мы будем более полезными, чем в нынешнем? Какая будет польза от того, что мы найдем еще одну дырявую крышу и будем жить там, укрываясь одним-единственным покрывалом? Юная чета, собирающаяся иметь детей, не может поступить подобным образом. Но мы можем быть в сто раз полезнее, оставаясь такими, как сегодня, и помогая церкви деньгами. Именно так поступал мой дедушка, и мне кажется, мы должны следовать его примеру. Во время твоего отсутствия я много размышляла о будущем… У меня есть кое-какие планы, и я, кажется, знаю, что мы должны сделать, чтобы претворить их в жизнь.

Видя ее такой серьезной, Василий улыбнулся.

— Думаю, ты права. Ты должна быть со мной терпелива. Тебе придется быть мудрой и спокойной. Я — христианин с недавних пор, и мое рвение иногда уводит меня далеко в сторону. Ты должна сдерживать меня… — Он ненадолго задумался, а затем добавил: — Да, мы должны использовать то положение, где от нас будет больше пользы.

* * *

Уже перевалило далеко за полдень, а Василий все работал и работал. Почувствовав, что за ним наблюдают, он повернулся и увидел жену, стоявшую на пороге.

— Я уже давно стою здесь, — сказала она тихо и сделала шаг вперед. Но только один. — Ты не сердишься, что я оторвала тебя от работы?

Василий с удовольствием потянулся.

— Я так устал, что даже рад, что меня прервали… Что ты прервала меня.

— Я несколько раз в течение дня приходила посмотреть, как ты работаешь. Стояла вот тут, у двери. Но ты был настолько поглощен делом, что ни разу не заметил меня. Я приходила… — она стала загибать пальцы, — девять раз.

Василий встал, еще раз с хрустом потянулся и направился к тазику с водой, который стоял в углу комнаты.

— Все, пока хватит. Дай мне время умыться, и я приду к тебе. Остаток дня мы будем гулять столько, сколько тебе захочется.

— Прекрасно! — воскликнула Девора. — Именно это мне и хотелось услышать. Я так надеялась… Так сильно… Наверное, ты почувствовал и повернулся.

Встав перед тазом с водой, Василий обнажился до пояса. Девора неловко потупила глаза и уже хотела было выйти.

— Наверное, — сказала она, — мне нужно уйти.

Он вспомнил слова, которые услышал от нее утром, улыбнулся и повторил:

— Ты моя жена, и я очень люблю тебя. Отчего же я буду сердиться?

Закончив умываться, он взял полотенце.

— Нет, нет! Это нечестно! — закричала она. Девора вырвала полотенце у него из рук и обхватила его шею руками. — Но ты прав! Так приятно целовать мужа, когда у него влажные щеки.

* * *