Серебряная дорога

Лелле возвращался домой самой короткой дорогой через лес, крепко прижимая факел к себе. Ноги скользили по мху и утопали в земле. Он чувствовал вибрацию в кармане, но не стал доставать мобильник. Не желал слушать нытье Анетт — ему хватало собственного разочарования. Мучила жажда. Он подумал о «Лапройге» и пообещал себе два приличных глотка, но не более, чтобы забыть о чертовом факельном шествии и быть в состоянии предпринять следующую попытку. Он все еще чувствовал укоризненные взгляды односельчан на своем затылке, они, казалось, подгоняли его.

Даже не позаботившись разуться, он прошел в гостиную, оставляя на полу за собой следы глины, и, схватив бутылку, сделал большой глоток, отчего все сразу словно перевернулось в животе. Прижав тыльную сторону ладони ко рту, попытался побороть тошноту, но горло горело огнем. Отставив бутылку, он громко выругался. Выходит, с алкоголем всё.

Шум на втором этаже заставил его вздрогнуть от неожиданности. Он вытянул шею и посмотрел на потолок, покрытый трещинами, а потом, затаив дыхание, прислушался. Все тело заныло от напряжения. Шум, напоминавший звук шагов, повторился и, похоже, доносился из комнаты Лины.

Лелле в три шага преодолел лестницу, споткнувшись наверху, приземлился на обе руки и, не обращая внимания на привкус крови на языке, пополз по коридорчику. Толкнул дверь локтем, а потом несколько секунд сидел на пороге, не понимая, что произошло. По комнате гулял ветер, раскачивая занавески и пытаясь сорвать плакаты со стен, и все из-за распахнутого настежь окна. Того самого окна, которое они не открывали уже три года, поскольку решили никогда не проветривать комнату Лины, чтобы там сохранился ее запах.

Перегнувшись через подоконник, Лелле посмотрел вниз на террасу. Можно было спуститься по водосточному желобу, а потом спрыгнуть в кусты сирени. Ему неоднократно удавалось застукать Лину на месте преступления, когда она пыталась ускользнуть из дома ночью этим путем.

Он обвел взглядом задний двор. Яблони, утопавшие в некошеной траве. Живая изгородь, отделявшая их от соседей, заросли кустов у леса, обозначавшие границу участка. Ветер усилился, и казалось, что все вокруг пришло в движение. Он не сразу заметил неподвижно сидящего в окруженной сиренью беседке человека.

Не раздумывая, Лелле перекинул ноги через подоконник и начал неловко скользить вниз. Повисел пару мгновений, собираясь с духом, потом разжал руки и упал вниз. Приземление прошло не совсем гладко, что-то вроде хрустнуло, но ноги работали нормально, когда он поднялся и побежал к беседке.

Сидевший там молодой парень с торчавшими темными волосами вскочил и ринулся к лесу. Он сильно хромал, как будто у него была травмирована нога.

— Нет смысла бежать, я же все равно видел тебя! — крикнул Лелле.

Достигнув края леса, парень упал, и тут Лелле настиг его. Схватив за волосы, повернул лицом к себе:

— Чем, черт возьми, ты тут занимаешься?

Микаэль Варг захныкал. Слезы оставлял грязные полосы на его бледном и испуганном лице.

— Отпусти меня, — взмолился он. — Пожалуйста.

* * *

Когда Мея вернулась в усадьбу и прошла на кухню, Силье устанавливала мольберт, собираясь рисовать лес. Абсолютно голая, она стояла так, что ее хорошо было видно из кухонного окна. Бледные бедра, казалось, светились на солнце, и Мея заметила, как у Торбьёрна на майке появились темные полосы пота.

— Твоя мама выглядит как греческая скульптура, — сказал он.

Мея подула на кофе и сделала вид, что Силье не существует.

— Я ездила на велосипеде в деревню, — сообщила она.

— Вот как?

— Там масса народа участвовала в факельном шествии. Ради какой-то исчезнувшей девицы.

Торбьёрн взял банку пива из холодильника и прижал к щеке:

— Да, это самая большая тайна наших мест. Все произошло несколько лет назад, но люди, похоже, еще не пришли в себя. До сих пор никто не может забыть.

— Что, по-твоему, случилось с ней?

— Черт его знает.

Торбьёрн открыл пиво, повернулся спиной к Мее и поискал глазами чистый стакан. Грязная посуда теснилась рядами на мойке. Губная помада Силье улыбалась с винного бокала. Мея уже разгадала тактику матери. Та прекрасно знала, что Торбьёрн никогда не осмелится бухтеть, во всяком случае, пока она ходит перед ним голая.

Убедившись в тщетности своих попыток, Торбьёрн сдался и стал пить прямо из банки, даже не стараясь подавить отрыжку.

— Люди говорят, что она собиралась уехать на автобусе и исчезла, пока ждала его. Но это не так, — буркнул он.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я там был! Мой тогдашний автомобиль постоянно барахлил, и приходилось ездить на автобусе по утрам. Потом мне устроили веселую жизнь. Полиция заявилась и допрашивала меня. Они перевернули вверх дном всю мою усадьбу, хотя я даже и не видел бедняжку. Точно так же, как и водитель автобуса. Я думаю, ее вообще там не было, на этой остановке.

Он допил пиво и смял банку в руке, прежде чем отправить в ведро. У Меи мурашки пробежали по коже, несмотря на жару.

— То есть… они подозревали тебя?

— Они подозревали всю деревню! Я не был исключением. И лучше не становится, годы идут, а про эту девчонку ничего.