Серебряная дорога

Ёран навис над столом, уронив руки на темную деревянную поверхности.

— Сегодня ночью не клевало.

Пер, сидевший рядом с ним с набитым ртом, ухмыльнулся и кивнул на Карла-Юхана:

— Этой ночью только у него клевало. — Крошки полетели через стол, когда он рассмеялся.

Карл-Юхан шутливо замахнулся на брата ножом для масла. Анита, чьи волосы снегом покрывали плечи, запротестовала. Женщина не могла усидеть на месте: бегала постоянно между кухонным столом и плитой, наливала кофе и мыла посуду. Каждый раз, когда она смотрела на Мею, на ее лице появлялась улыбка. Солнце и ветер хорошо поработали над ней, наградив своеобразной красотой. Мея подумала, что ей хотелось бы выглядеть так же, когда она достигнет пожилого возраста, — цветущей и свежей.

— Твоя мама конечно же знает, где ты? — спросила Анита.

— Ну… вообще-то да. Догадывается. Мой телефон сел, я не могу позвонить.

— Я не поклонник мобильников, — строго произнес Биргер. — Это просто один из способов правительства и других структур власти контролировать нас.

Размешивая сахар в кофе, Мея почувствовала, как пальцы Карла-Юхана приземлились на бедро. Ей стало щекотно.

— Это приманка, — продолжал Биргер. — Они делают молодежь зависимой от необходимости постоянно находиться в контакте с миром. И одновременно над сосунками устанавливается полный контроль. Вас могут видеть, слышать, снимать. Все ваши перемещения отслеживаются.

Глаза Биргера напоминали пятна воды на замерзшем озере, когда он смотрел на нее. Две полыньи, притягивающие взгляд. Мея почувствовала, как футболка прилипла к телу под мышками. Свежий хлеб стал застревать в горле.

— И кто такие — эти «они»? — спросила она.

Ёран и Пер фыркнули, но Биргер перестал улыбаться.

— В том-то и проблема, — сказал он. — Они точно знают все о тебе, в то время как ты ни черта не знаешь о них.

* * *

Карл-Юхан притянул Мею к себе и поцеловал. Сквозь дождь она видела дом Торбьёрна, струи воды хлестали по темным доскам. Руки Карла-Юхана сжали запястье Меи.

— Не грусти. Мы увидимся вечером.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Он уехал. Несмотря на ливень, Мея некоторое время стояла на раскисшем проселке и смотрела вслед, пока машина не исчезла за деревьями.

С нее капала вода, когда она появилась на кухне. Собака радостно запрыгала, захлестала хвостом по мокрым джинсам. Торбьёрн рыкнул на псину, чтобы успокоилась, и протянул Мее полотенце.

— Где ты была? — без улыбки спросил он. — Мы уже собирались звонить в полицию,

— В Свартшё. С Карлом-Юханом.

С полотенцем на шее Мея протиснулась мимо Торбьёрна, ища взглядом Силье. Мать сидела и рисовала карандашами. Пока ее не было, мать покрасила волосы. Черные, как воронье крыло, локоны падали на плечи, придавая Силье совсем уж болезненный вид. Худые руки утопали во фланелевой рубашке Торбьерна. Она не оторвала взгляда от листа бумаги, который держала перед собой:

— Неужели трудно позвонить? На твой телефон уходит куча денег, а ты даже не соизволила им воспользоваться!

— Аккумулятор сдох.

— Торбьёрн чуть с ума не сошел. Видела бы ты его. Он не спал всю ночь.

Мея покосилась на Торбьёрна. Немытые волосы торчали по сторонам вокруг лысины. На руках появились кровавые ссадины, словно он царапал себя.

— Ночью пропала девушка, — сказал он. — Само собой, всякие мысли лезут в голову.

При виде грязной посуды и лежавшего на полу черного мешка для мусора, набитого пустыми банками и бутылками, Мея всплеснула руками. Скривилась от паров пива и кислого запаха окурков. И тут же вспомнила кухню в Свартшё, как там все блестело и благоухало. Эта мысль придала силы. Она повернулась к Торбьёрну и вперилась в него взглядом:

— Я думаю это не обо мне вам следует беспокоиться.

* * *

Он увидел ее лицо по телевизору в новостях. Ханна Ларссон. Красивая блондинка с подведенными черной тушью глазами. Голубая палатка стояла рядом с блестящим, как зеркало, озером. Девушка настолько напоминала Лину, что у Лелле перехватило дыхание. Острая боль в груди, мучившаяся его периодически, снова вернулась, и он наклонился вперед, прижав кулак с левой стороны. Анетт давно предлагала ему показаться врачу, но он знал, что никакие лекарства не помогут, ведь причиной являлась скорбь, поселившаяся в его сердце.

Когда он поднял голову, перед камерой стояли родители Ханны. На бледных лицах написан страх. Отец срывающимся голосом молил с экрана сообщить любую информацию. Все это было настолько знакомо, что вызвало новую вспышку боли. Счастливы те, кому не довелось испытать чувство полной беспомощности, возникающее при потере собственного ребенка… Мать пропавшей девочки не могла произнести ни слова. Когда вклинилась реклама, Лелле трясло как в лихорадке.