Серебряная клятва

Тсино вряд ли представлял, что сказал. Играли. О да, они много играли, ну а Сивиллус теперь подхватил игру, жадный жирный баран. Представить тошно, с каким удовольствием он читает депеши от девчонки: «Взяли то, взяли это». Она-то, в отличие от Хельмо, спешит, продвигается все быстрее, пусть и успевает что попировать, что позверствовать… а еще ей не чужды красивости. Знает, как поладить с народом. Из Адры, вон, пришел слух, что она отбила Штрайдо, главу местной Думы, у людоедов, чуть ли не лично сломала кому-то челюсть. Хинсдро едва не взвыл. Штрайдо сам не писал ему писем уже давно. А соглядатай из занятого города сказал, что там все мирно и бояре пируют с Лусиль за одним столом. Омерзительно. Одна надежда на… Хельмо. Опять на него.

– Ну что ты за ребенок, Тсино, – пробормотал Хинсдро беспомощно.

– Я просто не понимаю, – продолжал мучить его сын. Он смотрел серьезно, упрямо. Как же ловко он загнал Хинсдро, Всеведущего государя, в ловушку собственных неосторожных суждений. Куда отступать?

– Чего ты хочешь от меня? – покоряясь, спросил он. – Чего?..

«Признать, что даже мальчишеские поступки твоего ненаглядного Хельмо на вес золота и он достоин подражания? Признать, что я дурак и запутался? Признать, что…»

– Я хочу остаться, отец, – просто сказал Тсино. – И я останусь. И еще я хочу, чтобы, если сюда придет враг…

– Враг придет, не сомневайся, – отрезал Хинсдро. – Думаю, скоро.

– Когда сюда придет враг, я буду оборонять Ас-Ковант. Как все.

Будто кто-то ударом вышиб пол из-под ног, но он не позволил этому отразиться на лице. Только и спросил:

– Ты ведь понимаешь, что я не переживу твоей гибели?

Сын не дрогнул. Тронул пальцем точку столицы на карте – крохотное солнце.

– Да, но я не буду трусом, отец. Разве не мне этим всем править?

Трусом… Юность удивительно падка на громкие речи, а трусость и благоразумие для нее – одно. Только напомнив себе эту простую истину, Хинсдро поуспокоился. Он знал, чьи это мысли, и знал, чьи слова вырываются у Тсино изо рта. Ох, племянничек… где тебя носит?

– Что ж. – Хинсдро склонил голову. – Можешь остаться, все-таки большой уже. И как царь царевича не могу не поддержать. Я не стану больше высылать тебя, тем более каждый воин в столице ныне бесценен.

Просто он велит пореже выпускать Тсино со двора, а ни о какой обороне города речи не пойдет. Но пусть хоть утихомирится, дальше проще. Можно его отвлечь на что-нибудь – да хотя бы, раз сын так жаждет помогать войскам, отправить на тыловую работу. Оружие чинить, стряпать, немногочисленным целителям помогать. Да, последнее лучше всего. Насмотрится на простое и болезненное, наслушается криков и стонов и сам очнется.

Тсино улыбнулся и на этот раз все же обнял его, уткнулся в шитое золотом серое одеяние. Снова боковому взору привиделось дурное: в зеркале на стене его фигура, как и фигура самого Хинсдро, отражаются черными обожженными силуэтами. И горят их глаза.

– Ты веришь в Хельмо? – невнятно, но горячо пробормотал сын. – Верь. Он никогда никого не подводил. Там, где мы проезжали… и на постоялом дворе… о, я слышал, говорят о его победах на Хоре. Некоторые города уже…

– Знаю, – откликнулся Хинсдро, потрепал его по волосам и все же решился посмотреть в зеркало. Там не было ничего страшного. – Все знаю. Но боюсь. Не привык я размениваться на спешные надежды.

Тем более – верить восторженным россказням тех, кто отчаялся.

Он и сам уже знал: Второе ополчение успешно освободило реку. Когда кампания обсуждалась, племянник надеялся даже успеть в столицу раньше Самозванки. Хинсдро хвалил это желание и даже торопил Хельмо, но вот в последние дни мысль о входе в Ас-Ковант – сердце государства! – иноземных, пусть союзных частей стала его пугать: при таком раскладе необходимость отдать ключи от городов станет неизбежной. Судя по свежему пылкому письму, Три Короля вовсю роняли слюну. Они расхваливали свои части, особенно – того, кто вел их, некую «легендарную личность с невероятным опытом». Эта личность Хинсдро заранее не нравилась, хотя бы потому, что и Хельмо посвящал ей в посланиях не одну строку, отмечая «слаженность в помыслах», «железную волю» и «добросердечие». Проклятье, его послали не заводить дружков! Так что теперь Хинсдро малодушно рассчитывал на иное развитие событий: что Второе ополчение соединится с Первым, встретив Лжедимиру по дороге, и что побольше язычников, включая желательно командиров, героически падет где-то на подступах. Тогда можно будет отсрочить передачу долины. И вероятность такого исхода, судя по новому решению Хельмо – слегка изменить маршрут, – нарастала. Оставалось дать добро.

– Отдохни, Тсино, – предложил Хинсдро, понимая: мысли летят к ненаписанному письму. – А я пошлю к стрельцам гонца, пусть возвращаются, пока дорога еще свободна.

– Спасибо! А… – Тсино спросил это, уже отступив, и снова требовательно глянул на карту, – сколько наших городов Хельмо освободил за время, что меня не было?

Хинсдро шагнул назад и плавно провел по южным областям серебряным кинжалом.