Серебряная клятва

Вроде дурачился, а вроде глядел с беспокойством. Правда, что ли, боялся насмешек? Вечно он с этим «я недостаточно хорош, умен, амбициозен, а вот ты…». Янгред помотал головой, вызывающе, но добродушно ухмыляясь. Ну хватит уже. Наигрались.

– Я бастард – это раз. И два – я знаю, как тяжела корона, тем более чужая, тем более на бедовую голову. Поверь… – он помедлил, посерьезнел. – Я всегда поддержу тебя, а значит, того, кого поддержишь ты. Хинсдро, значит, Хинсдро.

«Главное, чтобы и он поддержал нас, когда вернемся». Но этого Янгред не произнес. Ему кровь из носа, как важно было найти для острарского царя кредит доверия и добродушия. Не припоминать ему, например, обман с деньгами.

– Ты поступил мужественно и верно, – после промедления подытожил он, тоже поднимаясь. – Но, возможно, стоило задержать гостей за такие речи? Это не шутки.

Хельмо устало сомкнул ресницы, ветер из приоткрытого окна растрепал его волосы. Скорее всего, он сам думал о похожем, но все-таки себе не изменил.

– Это старейшие сторонники дяди, почти друзья. Он не простит их самовольное убийство, может и не поверить, решить, что я погорячился, испугался, не так что-то понял… – Он снова посмотрел на Янгреда, пожал плечами. – Я не политик, он знает. Да я и не судья боярам, у меня нет такой власти. Буду лишь следить. Чтобы, не дай бог…

– И не обсудишь с ним это? – уточнил Янгред. Ответ был ожидаем.

– Доносительством я могу сгубить их. – Хельмо даже вздрогнул. – Дядя жесток к тем, в кого теряет веру, особенно сейчас. И я понимаю. Какие времена – такая и расплата.

Янгреда невольно передернуло.

– Это ведь не твои слова? Последние.

– Да. Его.

– Опасное воззрение, недоброе. Пусть и вполне верное для государя в беде.

Хельмо неожиданно опять слабо улыбнулся и предостерег:

– Не ляпни такое ему. Именно с этими словами он подписывал соглашение, где обещал вам землю. Он ведь скажет: «Не надо – так не надо!»

Янгред рассмеялся, но Хельмо его не поддержал. Улыбка угасла, и повисла тяжелая тишина, в которой испуганным псом прильнул к полу даже ветер. Солнце едва грело.

Они молчали долго, и неизвестно, чьи мысли были безрадостнее. Янгред вот вспоминал, как в шатре, после нападения крылатого, Хельмо бредил, метался и, даже уложенный на землю, шептал, что мертв, оба они мертвы. Он истекал кровью и ударился головой, Янгред решил даже, что застал агонию, но обошлось. Прибежали монахини, выгнали его. Он пошел было выяснять у Лисенка, что планируется на фронте, опешил, услышав: «Все или ничего», но даже вопросить: «Вы спятили?!» не успел. Хельмо, шатающийся, перевязанный, появился среди солдат и принялся отдавать распоряжения. Он по-прежнему словно бредил, его никак не удавалось поймать и разговорить, но нет, все его действия были осознанными, просто быстрыми. С Янгредом он почти не общался, только зыркал раз за разом – будто до конца не верил во встречу. В какой-то момент Янгред не выдержал, подошел сам, протянул руку и… легонько постучал его пальцем по лбу, заменяя этим всякие там девичьи поцелуи. Шепнул: «Чего ты? Я правда здесь. Справимся». И Хельмо улыбнулся.

Это должна была быть безумная, но хоть слаженная атака: силы почти уровнялись, наемники, получившие серебро, воодушевленные ставками и возмущенные подлостью людоеда, рвались в бой. Получилось иначе из-за Лусиль… Сиры. Стрелецкой дочери, которая, как оказалось, когда-то была личным стражем царевны и нравилась маленькому Хельмо. Как он глядел на нее, узнав. Как тер глаза разбитыми руками, как не решался окликнуть… но окликнул. И она, придирчиво рассматривавшая пленного дикаря, испугалась, глаза выдали все. Дальше ни о каком организованном наступлении говорить было нельзя, скорее о месиве. Бились вечер и ночь. От трупов к заре много где нельзя было пройти. Пал бедняга Илги, пал не один офицер и трое из восьмерицы, ранили Дэмцига и Дорэна. Но случилось то, на что Янгред не надеялся: лунные уступили. Правда, скорее всего, дело было не только в доблести ополчения и горожан, но и в девчонке. Она и на обмене выглядела странно – исцарапанная, с залысинами, словно бы, как и Хельмо, не совсем здоровая. Возможно, вскрывшаяся правда ее деморализовала. Судя по тому, как вяло она боролась дальше, похоже. Хельмо и Янгред оставили преследование только у границ. Освобождать последние города поручили наиболее свежим полкам, сами с большей частью армии двинулись назад. И, казалось, все хорошо, но вот поди ж ты. Из огня да в крысятник.

Янгред совсем уже приуныл, как вдруг почувствовал внимательный взгляд. Повернулся, приосанился, через силу заулыбался:

– Что? Еще есть жалобы?

Зря сказал: Хельмо смутился, явно пожалел, что открыл душу. Видно же, как хотел замолчать склоку с боярами, сохранить сор… в избе, или как тут говорят? Янгред решил уже ободрить его, сказать «Спасибо за честность», – но не успел. Хельмо прошептал:

– Они очень не вовремя. Я и так уже несколько дней места себе не нахожу, все вспоминаю одни твои слова…

– Мои? – Янгред потер подбородок не без опаски. Он много чего болтал, разного.