Серебряная клятва

– Нужно со всем разобраться, пока кто-то не полакомился этой дрянью. – Он бросил под ноги яблоко и с силой раздавил сапогом. – Например, наши прелестные девушки? Они ведь часто прогуливаются по шатрам вечером, ища компанию. Они обрадуются дарёным фруктам. Особенно… кто там у нас любит яблоки? Ах да. Яблоки любит…

Ему не нужно было заканчивать. Хайранг окончательно принял его сторону и обеспокоенно обернулся на лес. Янгред с удовлетворением улыбнулся.

– Можешь побыть здесь, я приведу караульных. Только ради Семейства…

– Ничего не буду проверять сам, – без труда угадал опасения Хайранг.

Он всмотрелся в раздавленную яблочную мякоть. Она была нежно-розовой. Янгред не знал, выдаёт ли это яд или нормально для спелых плодов. В высокоградах даже он видел яблоки только по праздникам, и большинство были зелёные и отвратительно кислые.

– Ваше Огнейшество…

Янгред услышал это уже в спину и обернулся. Опять «вы», опять нелепый титул. Что ж, значит, на него хотя бы перестали злиться. Сегодня на него все злились.

– Да?

– Вы очень дальновидны, я знаю. Но пожалуйста, не забывайте. – Хайранг нервно сцепил руки. – Если вы разругаетесь с этим маль… юн… с воеводой Хельмо, всё, на что мы идём, может оказаться тщетным. Если правдивы слухи, что он государев племянник, земель нам не получить.

Хотелось рявкнуть, но Янгред знал: его лицо не выражает ничего. Хайранг правильно боялся, и сам он, главнокомандующий кампанией, должен был опасаться того же. Но прямо сейчас, смотря на сливающиеся с небом городские стены, слушая шум реки и тщетно ловя за ним стук копыт белого инрога, Янгред явственно осознал, что тревожит его совсем другое.

– Если я разругаюсь с ним, то сам себя не прощу. Он мне нравится.

– Мне тоже, – с неприкрытым облегчением отозвался Хайранг.

«И мы обязательно спасём его от его же союзников. И себя, конечно же».

Не сказав этого, но кивнув, Янгред пошёл вглубь лагеря. От маски надменной невозмутимости – той, что стала привычной, ещё когда он примкнул к отряду наёмников, когда ему, младшему среди десятков горячих голов, нельзя было выдавать ни грусть, ни обиду, чтобы не прослыть слабым, – уже сводило скулы. И очень хотелось расслабить спину, в которую будто вбили стальную пику.

В следующий час он сделал всё, чтобы в городе уверились: дары приняты. Обозы увезли, караульные выказали предельную радость. Осталось только раздать фрукты, бочки и кувшины с соответствующими указаниями: незаметно избавиться, но сначала сделать вид, будто идёт пир горой. Затем Янгред приказал крайним частям сместить шатры дальше от городских стен, точнее, от башенных пушек. Хельмо принял бы подобное как очередной знак недоверия к Инаде, но, наплевав на это, Янгред решился даже подвинуть одного из младших острарских воевод, разместившегося в опасной близости от возможного попадания ядер, оправдавшись необходимостью утренних манёвров именно здесь. Его послушались: к союзникам были дружелюбны. О раздоре пока не прознали.

Не удивительно, когда обиженная сторона умчалась быстрее ветра.

Ещё какое-то время после разговора с Хайрангом Янгред был взбешён. Оставшись в одиночестве, он думал даже заглянуть к эриго: они-то вернули бы ему хорошее настроение своими средствами. Но то, чего он ждал, не располагало к праздности; лучше было быть злым, зато сосредоточенным, чем успокоиться, но разомлеть. Тем более с места, где он обосновался, – у костра, где они с Хельмо пили сбитень, – открывалась лучшая видимость.

Одолевавшие Янгреда мысли уже стали более мирными: помогли треск пламени и журчание реки. Если первый звук успокаивал с колыбели, то второй полюбился позже, в походах. В Свергенхайме не было рек; у замка ёрми плескалось лишь холодное море. Голоса тамошних волн напоминали то ворчание, то шипение, то жалобы. У местного моря говор был дружелюбнее, оно скорее пело. Или мурлыкало, большой синей кошкой свернувшись подле лесистых берегов.

Янгред не вздрогнул, когда единственная его компания – лошадь, которую он угостил яблоком, а затем ещё двумя незнакомыми фруктами из обоза, – покачнулась и переступила с ноги на ногу. Она не хрипела, не билась, лишь медленно мотала головой, точно отгоняя мух, и моргала. Янгред ждал. Наконец, неловко и неуверенно, лошадь легла, затем вовсе завалилась на бок. Почти сразу она затихла.

Уверенный, что за ним наблюдают с башни, Янгред вскочил, приблизился к животному, присел рядом. Потрогав пегий бок, он понял, что тот вздымается. Сонное зелье? О нём говорили и ровное дыхание, и расслабленная поза, в какой лошади отдыхают, лишь ощущая себя либо в совершенной безопасности, либо полностью обессиленными. Здравый, пусть затратный способ расправиться с армией; достать столько безвкусного, незаметного в пище и вине яда за краткое время было бы сложнее.

Криво усмехнувшись, Янгред провёл по лбу ладонью, потрепал спящую лошадь по загривку и вернулся на место. Со стороны он выглядел как человек, худшие опасения которого только что развеялись; на деле опасения подтвердились. Уснувший лагерь либо перережут, либо подожгут. Но для верности подождут ещё немного.