Лицо Тсино не дрогнуло ни при упоминании матери, ни при страшных последних словах; глаза оставались ясными и холодными. Он только опять нахмурился.
– Почему он… прошлый государь… так сделал? Говорят, он кричал, и сыпал проклятьями, и убил пожарного, и… может, маму тоже, и других слуг и бояр? Почему иначе они все не выбрались? Ты ведь с ним дружил. Ты знаешь?
Хинсдро вздрогнул, но собрался. По-прежнему твёрдо он посмотрел на Тсино.
– Если бы я знал, я бы помешал. Но люди, особенно отягощённые властью, часто совершают странные поступки, иногда – страшные. Очень страшные.
Тсино крепко ухватил его за запястье. Пальцы были холодные, ладонь вспотела. Подаваясь вперёд, он округлил глаза.
– Значит, и ты можешь сделать что-то подобное?
– Боже, солнце моё! – Хинсдро засмеялся и накрыл руку сына другой рукой. – Что ты? Я ведь не Вайго. Тебе уж точно ничего со мной не грозит. Не бойся.
– Да я и не боюсь, так спросил, – поспешил улыбнуться Тсино, хотя губы его побледнели. – Мы с Хельмо ведь тебя любим и тебе поможем. Ты не сойдёшь с ума, потому что у тебя есть мы.
– О да. Ваша помощь согревает мне сердце.
– Особенно Хельмо, – снова затянул своё Тсино, ёрзая на скамье. – Хельмо – настоящий герой. Скорее бы он пришёл. Мне больше нравилось, когда он меня учил…
Тсино продолжил красочно расписывать, как замечательно было учиться военным премудростям с Хельмо. Хинсдро смотрел на его оживившееся лицо, кивал и мрачно думал. Что бы ни ждало впереди, как бы всё ни повернулось, даже если Хельмо и союзники смогут сделать, что велено, и сделать вовремя…
– И он ещё ругался. Он называл меня неуклюжим жеребёнком, когда я что-то делал не так. А Хэно слишком хороший или боится, потому что я ― твой сын. А как можно нормально учиться, если тебя не ругают? А ещё он какой-то толстый…
…Тсино лучше услать. Спрятать подальше, где-нибудь в Цветочных королевствах. Пусть переждёт грозное время, время возможной осады и плена, битв и интриг…
– …У каждого ведь должен быть кто-то умнее и старше, да? Хельмо сам всегда хотел стать как Грайно Грозный. А ты помнишь Грайно Грозного?
Хинсдро перевёл взгляд в сторону окна. Город уже совсем потемнел, золотились лишь редкие огни на башнях. Сумеречный тёплый воздух вползал в комнату; с ними вползала и почернелая, набухшая от прошлогоднего снега, тяжёлая память.
– Конечно.
– Хельмо очень его любил. И государь любил, так Хельмо говорил. А ты?
– А что ещё говорил тебе Хельмо?
Вопрос прозвучал резче, чем Хинсдро сам хотел, и он устыдился этой резкости. Тсино недоуменно моргнул, не нашёлся с ответом и надулся.
– Лучше бы он побольше рассказывал тебе по делу, а не кормил байками, – поспешил оправдать свою вспышку Хинсдро. —
А Грайно Грозный был сорвиголовой, как и многие из любимцев Вайго, и это всё, что тебе нужно знать.
– Но он правда был Грозным? – не унимался Тсино.
И Хинсдро решился. А что такого в клочке пугающей полуправды? Усмехнувшись, он склонил голову – так, чтобы самые мрачные тени заплясали на лице.
– Ещё каким. Много воевал. Сколько же денег ушло, сколько людей полегло, а сколько раз захваченные города поднимали бунты… Советники и казначеи были недовольны. При государе еле уживались два лагеря:
– В спину?.. – тихо переспросил Тсино. – Откуда ты знаешь, что… в спину?
–
Тсино порывисто прижался к нему. Хинсдро, про себя торжествуя, погладил его по волосам. Всё было совсем не так просто и однозначно… но зачем пугать ребёнка ещё больше?