Серебряная клятва

– Живой огонь. Это ведь живой огонь, Хельмо, металл доспехов хранит его дыхание. Броня приспосабливается к нам. Ты никогда в ней не вспотеешь. А ещё под ней, к слову, не заводятся никакие… – он дёрнул рукоять вверх, и пробка была с хлопком извлечена, – насекомые. Ну это так, если ты вдруг задавался вопросом…

– Задавался, – сконфуженно признался Хельмо.

– Все задаются. – Янгред с удовлетворённым видом сунул пробку в карман. – Кстати, ты бы знал, насколько вшивы многие наёмники Цветочных королевств и воины Осфолата. С их-то обычными и зачастую почти цельными латами!

И он принялся непринуждённо разливать вино по двум алюминиевым чашам, которые тоже принёс с собой. Поняв, что это не снится и на исходе дня, полного потрясений, они действительно ведут философскую беседу о вшах, Хельмо фыркнул особенно громко.

– Не уверен, что хочу это знать. Достаточно, что ты не заразишь вшами меня.

– Надеюсь, не будет и наоборот, – парировал Янгред и, подавшись чуть навстречу, потянул носом воздух. – Впрочем, судя по тому, что ты пахнешь рекой, вряд ли. Это ведь ваш народ особенно любит мыться? Бани, купания по праздникам и всё такое?

Хельмо понятия не имел, прописано ли обнюхивание в церемониалах язычников, считается ли это дружеским знаком или наоборот. Решив не уточнять, он просто объяснил:

– Наш бог умывал людей из родника, чтобы излечить от слепоты. Вода священна. Даже наши храмы все стоят на ключах.

– Занятно, – отметил Янгред. – Наверное, здорово всегда иметь под рукой воду. У нас во время полевых работ те, кто уходит вниз, могут рассчитывать только на дождь, поэтому бочкари – самые богатые ремесленники. Талую воду с вулканов ведь добывают в достаточном количестве лишь для высокоградов.

Хельмо уставился на огонь. Он не впервые подумал о том, что никогда по-настоящему не сумеет понять людей, постоянно испытывающих нехватку самых простых вещей, вещей, в изобилии существующих в Вестримонской долине, привычных и давно обесцененных. Что значит «нет рек», «нет деревьев», «нет птиц»? Он не представлял. Какая-то часть рассудка даже всё ещё пыталась убедить его, что так попросту не бывает.

– Но, – тем временем бодро продолжил Янгред, ставя бутыль в траву, – мы даже удовлетворяем тягу к выпивке, не спуская деньги на покупку иноземной. Это вино из морошки, каждый год вырастающей на склонах. Наш «огонь».

Вино было не рубиновым, а рыжим, играло и искрилось. Чашу Хельмо тут же принялся вертеть в руках, прикинул на вес – она оказалась действительно лёгкой, самое то для длительных походов, где в обозах надо тащить много утвари. Поймав лукавый взгляд, Хельмо понял, что ведёт себя по-дикарски, и перестал изучать металлический сосуд.

– Что ж. – Он слегка подался вперёд. – За тебя. Наш поход начинается необычно, но не так плохо.

– Хотя бы потому, что мы ещё живы? – подмигнул Янгред.

Чаши звякнули друг о друга; Хельмо поднёс свою к губам и осторожно сделал глоток. Вино, показавшееся поначалу терпким, теплом разлилось по горлу и оставило на языке сладкий привкус. Заметив, что Янгред, осушивший чашу наполовину, снова внимательно за ним наблюдает, Хельмо спросил:

– Что?

– Гадал, полезут ли у тебя глаза на лоб. Не многим иноземцам нравится это пойло.

– Мне по душе. – Он сделал ещё глоток.

Янгред кивнул и стал смотреть на пламя. Он как-то помрачнел, пальцы крепче сжали ножку чаши. Хельмо подождал, поколебался и наконец решился поинтересоваться:

– Почему ты такой смурной? Случилось что-нибудь?

Огненный командующий к нему не повернулся; лицо осталось столь же угрюмым и отстранённым. Провожая взглядом спешащие к небу искры, Янгред всё-таки заговорил – медленно и невыразительно.

– Там, у моря, эриго сожгли соратницу, которая сегодня пала. Удивительно, они для каждой устраивают целый церемониал. И каждую оплакивают как родную сестру. Говорят, так не было при прежних командующих, даже при моей бабке.

– Ты был с ними? – уточнил Хельмо. – Пока я спал?

Янгред покачал головой.

– Эриго не пускают на погребения мужчин. Даже тех, кто делил с погибшей ложе.

– А ты что, и с ней…

Хельмо вовремя осёкся: уж точно не его ума дело. К счастью, Янгред, кажется, не слышал. Он сидел, всё так же отвернувшись; длинный след от удара кинжалом был сейчас отчётливо виден: начинаясь у виска, немного не достигал рта. Шрам останется. И как только глаза не лишился? Это заставляло по новой злиться на себя. Разве Янгред должен был усмирять Имшин? И получить такое увечье?..

– Многих потерял сегодня? – спросил Хельмо.

Янгред мгновенно откликнулся, будто хватаясь за эту попытку перевести разговор на другое:

– Десять убитыми, три дюжины с ранениями. Не так плохо, учитывая, что бои шли по всему городу, даже не верится. А ты?

– Дюжина убитых. Раненых я не считал. Большинство их, кто на ногах, ведь не обратились к твоим…

– Эллинг, – подсказал Янгред. – Монахини Святой Матери зовутся эллинг. И поверь, не стоит пренебрегать их помощью. Если в распоряжении вашего государя наша армия, значит, и та её часть, что не сражается.