Серебряная корона

— Не очень-то любезно являться к людям с вестью о смерти родственника и тут же просить разрешения заглянуть в его шкаф. Несколько бесцеремонно, на мой взгляд. Лучше подождать с этим день-другой.

— А пока можно оглядеться, выстроить примерную картину, а уж потом ее уточнять, — согласился Хартман.

Глава 27

Мона сбросила одеяло. Ей снилось, что она ведет белый «опель» к причалу. Около нее на переднем сиденье лежала винтовка Вильхельма. И ей надо было от нее избавиться, пока она не превратилась в змею. Только бы удалось, тогда не о чем будет больше беспокоиться. Лучше спрятать ее в том же каменном кургане и тогда можно отдохнуть. И на газ давить было не нужно — автомобиль сам катился вперед, все быстрее и быстрее. Была ночь. Верхушки деревьев трепал осенний шторм. Разъяренные волны бились о причал. Свет фонарей на паромном терминале выхватывал белую пену на волнах. Мона притормозила, пропуская велосипедиста. Его лицо казалось знакомым, но кто это, она сказать не могла. Тогда она попыталась увидеть его лицо в зеркале заднего вида, но в первый миг ее ослепило. А затем она увидела. Пустые глазницы зияли чернотой. В мире живых его больше не было. Мона заперла все двери изнутри, чисто рефлекторно. Машина летела вниз по склону к терминалу. У края дороги стояла группа людей. Безликие силуэты. Из темноты у ресторана вдруг появилась серая тень. Вильхельм. Он шагнул на проезжую часть прямо перед автомобилем. Мона попыталась затормозить, но тормоза отказали. И в следующий страшный миг она увидела его лицо. Оно заполнило собой все ветровое стекло, а Мона ехала прямо вперед. Машина бесшумно пронеслась сквозь эту раздутую голову. Страх сковал все тело, руки, державшие руль, ее больше не слушались. Юго-восточный ветер толкал машину к краю набережной, нес, как пушинку, к черной беснующейся воде. Мона попыталась включить ручной тормоз, но тот превратился в змеиный хвост и ускользнул на пол вместе с винтовкой. Мона в последний раз попыталась совладать с рулем. Но он проворачивался, как пропеллер на палочке, как флюгер, без всякого контакта с колесами. Машину резко развернуло влево, и она зависла на краю набережной. Мона отстегнула ремень безопасности и попробовала отползти назад, пытаясь переместить центр тяжести. Пол раскачивался, машину кренило все больше. Наконец Мону швырнуло вперед, во мрак. Ледяная вода стала сочиться через двери и медленно растекаться по полу. Мона нажала на кнопку открывания двери. Хенрик как-то ей сказал, что если машина попадет под воду, то электрический замок может закоротить и тогда двери уже не откроешь. Впервые в жизни Мону порадовала скупость Вильхельма: на этой машине стояли старые добрые механические замки. Она нажала на ручку, но дверь открыть не удалось: вода давила снаружи. Пришлось ждать. Она ждала, а холодная вода сочилась внутрь, и машина медленно опускалась на дно. Вода доставала ей теперь до колен. Влага впитывалась в одежду и стремительно поднималась по ней, как ртуть в градуснике. Вот уже ледяная вода ей по пояс, вот уже по плечи. Тут показалась головка змеи, затем еще одна. Их хвосты мелькали у нее прямо перед глазами. Ей стало трудно дышать. Зачем ей бороться? Захотелось сдаться, перестать цепляться за жизнь. Пара минут без кислорода, и все кончится. И не надо будет отвечать за смерть Вильхельма, чувство вины пройдет. И больше никаких унижений на работе, и не придется идти на эти курсы всем на посмешище. А может, вода такая холодная, что ей посчастливится насмерть замерзнуть прежде, чем кончится кислород? Или змея пощадит ее, выдав билет в последний путь?

Нет, нет, не надо! Не теперь! Здравый смысл выталкивал ее на поверхность, не давал потерять сознание. Она принялась искать противовес смерти. Ведь были моменты, когда жить стоило, мгновения счастья. Утро, тишина и покой, солнце, играющее на траве, когда Мона шла загонять коров на дойку. Иногда, когда никто не видел, она протягивала руки навстречу легкому морскому ветерку и бежала босиком по мокрой от росы траве. Одинокие минуты на закате, когда стоишь на мостках у моря, и жизнь предстает во всем величии своей красоты. И краденые мгновения счастья, когда Вильхельм в отъезде и можно разделить с соседом Хенриком бутылку холодного пива и копченую камбалу в рыбацком домике у воды. Хенрик даже позволил ей испытать его новый экскаватор. «У тебя, черт побери, талант!» — сказал он. И она повторила, пробуя слова на вкус: «У тебя, черт побери, талант!»

И, утешившись, открыла глаза и глубоко вздохнула. Что-то было в этом сне особенное, что-то важное, что быстро растаяло в дневном свете и забылось. Одеяло лежало на полу. Окно было открыто, в него захлестывал дождь, и с подоконника капало. Она посмотрела на часы у кровати: полседьмого! Как мог Ансельм проспать прогноз погоды? Чудеса, да и только! Мона опустила ступни на холодный пол и ощутила боль в ноге. Подняла подол длинной ночной рубашки и осмотрела место укуса. Сегодня она его вскроет. Мона чуть надавила на ногу. Такая же синяя и распухшая.