Серебряная подкова

- Посмотрим теперь, что из этого получится! Будем полагать, что сумма углов во всяком треугольнике равна двум прямым или меньше двух прямых, записывал он торопливо.

Дальше, введя лемму о ломаной с прямыми углами (то есть постулат о невозможности самопересечения в многоугольнике) и опираясь на нее, Лобачевский пришел к теореме, что сумма углов произвольного треугольника равна двум прямым углам.

Отсюда перешел он к давно желанному окончательному доказательству Евклидова постулата параллельности. Это было выполнено в один прием на основе последнего предложения.

Теперь только, поставив точку, Лобачевский ощутил в ногах страшную слабость. Но в груди у него все ликовало. Ну да ведь он доказал недоказуемое!

Через несколько дней Лобачевский с полной уверенностью в разрешении многовековой проблемы пришел в математическую аудиторию, чтобы доложить об этом своим слушателям.

Он поднялся на кафедру и, волнуясь, начал излагать новое введение к теории параллельных, изредка поглядывая на лучших учеников, сидящих в первом ряду. Вон, склонившись над своей тетрадью из голубоватой бумаги, торопливо пишет Михаил Темников [В геометрическом кабинете Казанского университета хранятся подробные записи студента М. Темникова "Лекции господина профессора Лобачевского от 1816 - 1817 гг.", в которых особый интерес представляет попытка Лобачевского доказать Евклидов постулат параллельности на основании введенной им леммы.]. Рядом с ним сидит Семен Мухачев. Чуть подальше за ними - Эдуард Бартельс, младший сын декана.

Раздался звонок. Положив мел и тряпку, Лобачевский направился к выходу. Лицо его светилось, щеки горели, губы еще продолжали шевелиться, будто самому себе торопился он досказать недосказанное.

В коридоре остановил его Бартельс:

- Ого, вы сегодня совсем другой человек! Очень рад.

Ну, рассказывайте, что это за перелом? Причины?

Лобачевский остановился и вдруг обнял профессора.

- Мартин Федорович, ведь я доказал! - вырвалось у него.

- Постулатум?! - воскликнул Бартельс, схватив Николая за плечи. - Не может быть! Кто найдет, говорил мой Гаусс, доказательство аксиомы о параллельных, тот заслужит бриллиант, равный по величине земному шару!.. Вы пошутить изволили, дорогой друг?

- Что вы... Я действительно нашел и хотел бы теперь с вами поделиться...

- Только не сейчас, - прервал Бартельс. - Я вас жду сегодня к ужину. Там не помешают нам. Дай бог удачи!

- Спасибо! Непременно приду, - заверил его Лобачевский.

До вечера было далеко, а время тянулось нестерпимо долго. И, не дождавшись назначенного часа, Лобачевский поспешил к Бартельсу.

Мартовский ветер гнал по улице мокрые хлопья снега, бросая их на землю, где они медленно таяли. Но Лобачевский шагал по Театральной, обгоняя прохожих, не чувствуя ни ветра, ни снега. Он торопился к учителю, знания которого были так велики. Тот мог сказать ему, не ошибся ли он, как все предшественники.

Профессор жил теперь в собственном особняке на Поповой горе. У подъезда Николай уверенно дернул бронзовую ручку звонка. За тяжелой дверью в передней послышались мягкие шаги.

Отдав горничной пальто, Лобачевский направился к раскрытой двери кабинета, в которой уже стоял приветливо улыбающийся хозяин. Пропустив гостя вперед, он взволнованно сказал ему:

- Жду, никак не могу дождаться. Вот кресло, на столике возьмите карандаш и бумагу. Я слушаю.

Лобачевский опустился в кресло.

- Вот, - слегка задыхаясь, проговорил он, - доказательство Евклидова постулата. Пожалуйста, следите!

Бартельс, кивнув головой, пристально смотрел на быстро двигающийся карандаш.

Наконец Лобачевский протянул ему исписанный лист.

Карандаш упал на пол, но его не подняли.

Бартельс, не отрываясь от листка, задумался. Восхищение профессора сменилось недоумением и глубокой печалью.

Лобачевский следил за ним с тревогой. Почему же он молчит?

Но вот хозяин медленно встал из-за стола, молча прошелся по комнате. Затем, раскурив свою трубку, заговорил:

- Однажды, когда я учился в Геттингенском университете, попала мне в руки диссертация Клюгеля под скучным названием "Обзор важнейших попыток доказательства теоремы о параллельных линиях". Попала ко мне случайно. И оказалась для меня роковой. Мое воображение заколдовали такие строки... Бартельс достал с этажерки небольшую книжку и, отыскав нужную страницу, прочитал ее: - "Все науки хранят в себе загадочные вещи. Неудивительно, что наш ум, заключенный в определенные пределы, многого не постигает и не в состоянии раскрыть источники и причины многих фактов. При всем этом я не знаю, коренится ли больше в слабости нашего ума или в характере самых истин вины того, что в пределах геометрии существуют препятствия, которые не дают возможности овладеть подступами к пей в такой степени, как это было бы желательно. Немногочисленны истины, которые в геометрии могут быть доказаны без пособия теоремы о параллельных линиях; но еще малочисленное те истины, которые можно использовать для ее доказательства"...

Бартельс посмотрел на Лобачевского.