Серебряная подкова

"Ежели профессор Лобачевский не очувствовался от моего с ним обращения после буйства, перед зерцалом сделанного, и многих нарушений должного почтения к начальству... ежели неуместная и поистине смешная гордость его не дорожит и самою честью его звания, то чем надеетесь Вы вылечить сию болезнь душ слабых, когда единственное от нее лекарство - вера отвергнуто? Невзирая на совершенную уверенность, что не пройдет и года без того, чтобы профессор Лобачевский не сделал нового соблазна своей дерзостью, своеволием и нарушением наших инструкций, я забываю сие дело... За всеми поступками его будет учинен особый надзор".

Зловеще и недвусмысленно. Кто знает, как сложилась бы судьба Лобачевского, если бы не случился неожиданный и плачевный для Магницкого с его компанией оборот событий: министром просвещения был назначен адмирал Шишков. Почва под ногами всемогущего попечителя Казанского учебного округа зашаталась. Неожиданная смерть Александра, "высокого покровителя", довершила его крушение.

Магницкий внезапно появился в Казани. Но как? Незаметно. Где блистательная свита угодников и подлиз? Где волнение и хлопоты в университете? Слух - и совершенно правдивый - немедленно разнесся по городу: Магницкий, высланный из Петербурга, доставлен в Казань офицером фельдъегерской службы.

Лобачевскому сообщил об этом бывший ректор, изгнанный из университета в свое время тем же Магницким, ныне казанский губернский прокурор, Гавриил Ильич Солпцев. Они сидели в кабинете прокурора: Солнцев пригласил Николая Ивановича, пообещав рассказать кое-что интересное. "Только не для всех ушей, - добавил он лукаво. - Садитесь поудобней. Вам сигару или трубку? Да, привезли раба божьего, песенка его, видно, спета".

- Неожиданно, что и говорить, - продолжал Гавриил Ильич, предварительно удостоверившись, что их беседа никем не подслушивается. - Однако, Николай Иванович, под наистрожайшим секретом сообщу вам о более поразительных событиях. - Проворно вскочив, он опять открыл дверь, заглянул в коридор и вернулся к своему креслу. - В Петербурге восстание, - шепнул, наклонившись к Лобачевскому. - Царь Николай Павлович назначил, как бы это выразить, переприсягу, новую присягу, ему самому. На четырнадцатое декабря. Представляете? Присяга Константину - раз. Присяга Николаю - два. Так? А между присягами что? Междуцарствование, милостивый государь. Да-с.

Офицеры тайного общества, именуемого Северным, решили воспользоваться этим. Намерены были в день присяги силами воинских частей гарнизона Петербургского свергнуть монаршую власть, освободить крестьян от крепостного состояния и Россию сделать республикой. Однако же, - тут Солнцев, откинувшись в кресле, строго посмотрел на Лобачевского и сделал паузу. - Однако же, - повторил он раздельно, - верные трону войска тотчас окружили восставших и, стреляя по ним из орудий, принудили к сдаче...

Невероятно! Немыслимо!

Лобачевский сидел неподвижно, крепко сжимая руками подлокотники мягкого кресла.

- Сенатская площадь, набережная Невы, прилегающие улицы трупами покрыты были, трупами, - продолжал рассказывать Солнцев. - Теперь еще казни будут. Инструкции самые строгие. Новый государь характером крут, ограничения власти не потерпит, не то что... Ухо надо держать востро, а язык на привязи... Вам, Николай Иванович, сообщил доверительно. Все. Давайте о другом побеседуем.

- А за что Магницкий выслан? - поинтересовался Лобачевский.

- Ну, как же! - воскликнул Солнцев. - Хитер, хитер, а просчитался. Да еще как! Поторопился! Будущему царю Константину послание направил, самое верноподданническое. И докладную записку, в которой о персоне великого князя Николая Павловича отозвался весьма пренебрежительно. А записка-то попала не по адресу - как раз Николаю, в его собственные руки. - Солнцев захохотал так заразительно, что и Лобачевский не стерпел - засмеялся. Результат известен. Магницкий выслан, и уже приказано срочно произвести ревизию, проверку его деятельности, а также состояния, в которое привел он Казанский университет. Следствие поручено вести отставному генерал-майору Желтухину и... - Гавриил Ильич поклонился, - вашему покорному слуге...

Через полчаса Лобачевский был дома, в своем кабинете. Мерные шаги его из угла в угол слышались до глубокой ночи. Потом он присел к столу, и в памятной тетради его появилась короткая запись:

"Да, счастливейшие дни России впереди. Мы видели зарю, их предвестницу..."

А пока, спустя неделю, в газетах было напечатано сообщение о событиях четырнадцатого декабря. В нем говорилось:

"Виновнейшие из офицеров пойманы и отведены в крепость... Праведный суд вскоре свершится над преступными участниками бывших беспорядков"...

Однако "беспорядки" продолжались. На юге восстал Черниговский полк; душа и организатор восстания - Сергей Муравьев-Апостол был захвачен только тяжелораненым. Ближе к весне Лобачевский узнал и другие имена "государственных преступников".

Он то и дело шептал могучие строки Рылеева:

Известно мне: погибель ждет

Того, кто первый восстает

На утеснителен народа.

Судьба меня уж обрекла.

Но где, скажи, когда была