Серебряная пряжа

Взял Иван из государевой казны пять рублей, чтобы щей в трактире по дороге похлебать, и погнал в Иваново. А уж снега почернели, грачи прилетели, весна, скоро и корабли на воду спускать.

Как закатился солдат в Иваново, перво-наперво весь народ созвал — и хозяев и ткачей. Встал на возок, снял шапку, а золотое шитьё на его шинели так и сияет. Поклонился честному народу и такую речь повел:

— Швед на нас обозлился, хочет все земли у нас отнять. В море выплыл, силой похваляется, в Питер завтракать собирается, в Москву к обеду поспеть хочет и все наши города огню предать. Царь корабли снастит, плыть навстречу шведу, а парусов нет. Вся надежда на вас, ткачи-ивановцы. Соткем хорошие полотна — поможем выгнать шведа с земли русской, не соткем — останутся Петровы корабли без парусов, а мы пропадем!

Во всех светелках, на всех заводах полотных Ивана знали. Зашевелился народ. И хозяева, и купчишки, и ткачи простые потащили к Ивану полотна свои наилучшие, что иглой не проколешь, гвоздем не проткнешь. Столько за день нанесли, что и на тысяче подвод не свезешь. Дают и ни копейки с Ивана не спрашивают.

Погнал Иван возы к Питеру да по дороге смекнул и завернул к тому самому купцу, где парусину Павла Веретенникова Фемер сбыл. Строгонько повел себя Иван с этим купцом, Петровым указом припугнул: как ни вертелся купец, а пришлось уступить Ивану, и эти десять возов парусины Иван выручил, поехал из ворот да кнутом на прощанье купцу погрозил: смотри, мол, шельма, другой раз не попадайся.

Ну и привез добреца Петру обоз неисчислимый. А полотна — лучше не сыщешь. Тысячу человек засадил царь паруса шить. Сшили, сразу и подняли. Как раз угодили: лед на реке только-только сошел.

Тут царь про Фемера вспомнил, велел немца привести.

Привели. Царь и говорит ему:

— Ездил ты за полотнами, царю радел, да не в ту сторону глядел. Вот и не нашел то, что нужно. Глянь на мои паруса! Без твоей Силезии обошлись!

А Фемер — свое: царю грамотку сует.

— Это, — говорит, — три отгадки. Пока сидел, все твои загадки разгадал.

Петр прочитал бумажку и обратно немцу отдал.

— Береги, это тебе на память. Хорош ответ, да не тобой придуман.

И никакого снисхожденья не дал немцу за сию плутню.

А шведов так тогда наши пуганули с новых-то кораблей, что те еле ноги унесли.

Иван много благодарностей получил от царя за верную службу отечеству. Так и оставил его Петр в генералах.

Муравьиный обед

На наших фабриках, кто постарше, все про Арсения вспоминают ¹. Хороший больно человек был. Многие его помнят. Немного пожил, а добрую память о себе навек оставил.

За правду первый шел. И другие, глядя на него, тоже головы поднимали — и стал у ткачей вожаком, как матка в пчелином улье.

Коли кто куваевских обидит, за куваевских гарелинские вступятся, гарелинских тронут, за них маракушинские встанут — один за одного. Хозяева глядят, не то дело пошло, другое время и народ другой. Не то, что встарь, — хлещи-свищи. Не тут-то было. Силы у ткачей вдвое прибыло, как стали стоять все за одного — один за всех. А головой всему делу был Арсений. Он у самого Ленина все науки прошел. Крепко Арсений любил наш народ. Наши его больно уважали. Ну и он сам тоже многому научился у наших стариков.

Где ткачи — там и Арсений, а где Арсений — там и радость. Умные речи, дельные разговоры про стачки, забастовки. А это хозяевам хуже «поднырка» на куске, и никакая полиция его не споймает. Так и жил. Ходил по земле, рабочие его каждый день видели, а шпики, сколько ни старались, на след напасть не могли. Выследят другой раз, ночью нападут на квартиру, где он заночует, а там его и след простыл. Хозяева его пуще огня боялись. Понимали — взбудоражит ткачей, подымет всех, не удержаться тогда хозяевам на своих стульях: отнимет фабрики, да и отдаст рабочим — тките, мол, ребята, на своих фабриках для себя. Живите Счастливо!

Никаких денег хозяева не жалели, только бы отделаться от Арсения. Ан, сколько ни старались, — все даром. В том году, когда царь питерских расстрелял, наших тоже многих покалечили, а коих и совсем порешили — все по царевой указке.

В те поры от товарища Ленина Арсению письмо пришло. Товарищ Ленин совет давал Арсению — как быть дальше, что делать. И свой наказ Ленин ткачам велел сказать, чтобы духом не падали. Стал Арсений своих верных помощников по фабрикам рассылать, фабричных повещать: мол, в такой-то день, в такой-то час приходите за куваевекий лес на потайную сходку, письмо дорогое читать. Как итти, условились, где собираться, кому на часах стоять, чтобы полиция не припожаловала, куда ее не просят.

У хозяев тоже на фабрике свои «уши» куплены были. На эту службу только дармоеды да пьяницы шли.

Прознали в управе — Арсений на сход народ скликает, заворошились, зашушукались, в затылках заскребли. Из губернии указ пришел — во что бы то ни стало схватить Арсения и в острог посадить.