Серебряная птичка

— Умеешь лечить болезни? Раны? Заговаривать боль?

— Ничего.

Фай умоляюще посмотрела на Найрина.

— Она здорова? — Сайгур бросил взгляд на торговца.

Тот опять подскочил и закивал утвердительно, и принялся уверять, что женщина здорова как ослица и так же упряма. Но ведь благородный господин знает, как справляться с упрямцами? Есть заклятья для этого на худой конец, можно купить…

— Ничего, — повторила старуха, словно других слов не знала.

А потом сказала что-то на непонятном языке, поглядев на внучку.

— Бабушка говорит, что если ты спасёшь жизнь сына её сына и сделаешь его воином, то она будет целовать тебе ноги и сделает всё, что пожелаешь, — перевела та.

— Я скорее от тебя что-то пожелаю, чем от этой старой вороны, — хмыкнул Сайгур. — Ладно, я пошутил. Что она сделает для меня за дочь своего сына? Ты ведь дочь сына, девочка?

Старуха бросила несколько слов и отвернулась. Причем не стала дожидаться, пока внучка переведёт — значит, язык понимала.

— Она не станет стараться из-за никчёмной девчонки, — пояснила Фай. — Господин… Купите её, пожалуйста, господин!

Найрин улыбнулся понимающе. Клай делал из-за его спины какие-то знаки. Ладно уж, эта так называемая знахарка стоит грош, так что про её умения можно выяснить и потом. И почему-то казалось, что есть какие-то. Сайгур достал деньги, отсчитал и бросил купцу, не торгуясь. Её не стали ставить на колени, но остальные ритуальные действия исполнили — ошейник и плеть, которой Сайгур тоже бить не стал, только коснулся.

— Отведите обеих к палаткам, — велел он. — Да, и про мальчишку узнайте, куда его забрали, сына сына и великого пахтана. Сколько, кстати, лет твоему брату, девочка?

— Четырнадцать, господин.

Ага, мальчишка ещё. Не пахтан пока, будущий разве что. Но все равно, можно и забрать себе этого будущего. Если найдётся.

Сайгур ушёл, прихватив с собой Клая. Найрин отвел женщин. Старуха молча села у палатки на кошму, а Фай, поотстав, двинулась за Найрином.

Он, конечно, слышал, что она идет, хотя девушка двигалась тихо. Найрин был и охотником, и тренированным бойцом, и слух его обычно не подводил. Он зашел в палатку, Фай — следом, полог упал, отгородив их от всего. Тогда Найрин обернулся.

— Чего ты хочешь?

— Мой господин… — не глядя на него, девушка сбросила с плеч уже развязанную рубаху и мягко опустилась на колени. — Мой господин?..

Он думал о другом, поэтому немного удивился. Поморщился.

— Нет, Фай. Этого не нужно.

Точнее, не отрицал возможность лечь с купленной девчонкой, даже наоборот. Но присмотреться ведь надо хотя бы. А пока ему хотелось сменить сапоги, затем в палатку и пришёл.

Девушка поспешно поднялась и принялась развязывать юбку. При этом она побледнела и прикусила губу, и смотрела в сторону…

Он проследил за её взглядом. Там на сундуке лежала его короткая плеть, сплетенная из тонких кожаных полос. И этот её взгляд, глаза широко раскрытые, наполненные покорным страхом…

Найрин понял. Догадался. Вот уж не ожидал.

Он решил, что она ему себя предлагать пришла. Соблазнять. А тут другое.

— Прекрати, Фай, — сказал он жестко. — Не нужно.

Она замерла, уронила руки, которые вдруг задрожали.

Найрин подошёл, подхватил завязки юбки и сам затянул. Спросил:

— Ты чего ожидала, дурочка? Плетей? Потому что придержал их там, на торге? — он о таком слышал.

Обычай, какой-то очень старый и имеющий свои объяснения.

Они кивнула.

— Что, кто-то так обращался с тобой?

Снова быстрый кивок.

— Прежний хозяин? Или он был не один? — Найрин говорил негромко, серьезно. — За что тебя били плетью?

Надо было уточнить. И ещё он мягко провёл пальцем по щеке девушки. По правде говоря, был сбит с толку этой смесью чувств, которые вдруг обрушились. Охотно отходил бы той плеткой купчишку, что продал Фай. Наказывают за провинности. Любые другие цели вызывали отвращение.

— Двое, — она облизнула пересохшие губы. — Первый хозяин меня подарил. Я должна знать руку того, кому принадлежу. Его власть. Это… так положено, мой господин. Но…

— Ясно, — он кивнул. — Вот что, Фай. Я не испытываю удовольствия от чужой боли. От своей тоже. А ты? Тебе это приятно?

Он слышал, конечно, о чем-то таком.

— Господин?.. — она заморгала.

— Ты любишь плеть?

— Нет!

— Тебя накажут, только когда настолько провинишься. И я точно не стану делать это сам. Поняла?

— Да, господин…

— Если замечу, что стараешься нарочно нарваться на порку — пожалеешь. Поняла? Ты правду сказала, что не любишь?..

— О, да, господин! — её глаза заблестели. — Нет! Не люблю.

На миг он захотел поцеловать эти дрожащие губы. Но не стал. Что ещё вообразит себе глупышка?

Она не виновата, конечно. Захотелось сдернуть с неё рубашку, чтобы посмотреть на спину и ниже — с хладнокровием лекаря, просто чтобы убедиться. Но успеется. Или можно поручить это Асте. Двум женщинам проще.

— Ты точно родилась в Дьямоне?

— В половине дня пути от замка, господин.

— Родилась свободной? А как тебя продали?

— Отец не мог вернуть долг, господин. Его обманули…

— Как давно ты рабыня?

— Четыре года, господин.

— Где ты провела эти четыре года?

— Меня увезли в Каттар-Мар. Это уже не Дьямон, господин.

— С бабушкой?