Серебряная пуля

— Да, оно работает! Оно активное. И мы это доказали. — Он умоляюще посмотрел на Переса. — Ну давай, Рубен. Ты мне нужен. Я не справлюсь один.

Перес желал ему добра. Он хотел вернуть парня к реальности. Если Логан решил играть роль Дон-Кихота, он не собирался быть при нем Санчо Пансой.

— Слушай, — наморщил лоб Логан, — я понимаю, что ты говоришь. Правда. Неужели и ты думаешь, я не осознаю, каково сейчас мое положение?

— Нет. Расскажи мне.

Логан шумно выдохнул. Он неотступно думал об этом. Да, печально, горько, но не надо об этом вслух.

— У меня сейчас нет никакого веса в научном мире. Никакого. И, даже если мы чего-то добьемся с этим лекарством, у меня нет возможности его испробовать. Может, никогда и не будет. — Долгим взглядом он посмотрел на друга. — Ты знаешь, как эта сволочь Шейн всегда говорил об институтских?

— Как?

— Высшая лига. А я где-то там, на задворках. Доволен?

— Нет, — тихо проговорил Перес. И его сердце заныло от сочувствия. — Я не доволен. Мне просто жалко тебя.

— Хорошо. — Логан через силу улыбнулся. — Я не гордый. Принимаю сочувствие. Думай, что для меня это терапия, Рубен. Это удержит меня от падения.

И хотя Рубен никогда не давал официального согласия, но, когда через несколько дней появились крысы в картонных коробках с отверстиями и перегородками, Перес взял заботу о них на себя.

— Черт побери, что ты думаешь? Они же не могут так жить! Давай-ка иди в зоомагазин и купи несколько нормальных клеток.

Логан ухмыльнулся.

— Иду.

— И немного крысиной еды.

— Крысиной еды?

— Это подороже, но того стоит. — Он вынул крысу из коробки, почти лысую, ослабленную и жалкую. Даже еще более жалкую, чем ее сестры в канализационных трубах.

— Эти ублюдки обречены. Так что купи им еды недели на две.

Цепочки молекул опухолевых клеток груди, упакованные в сухой лед, были помещены в колбу. Через неделю Логан посеял их, смешав в солевом растворе. Потом его друг ввел по полмиллилитра в хвостовую вену каждой из шести крыс.

В течение недели первые опухоли стали заметны — маленькие шишки на коже. Через пять дней они все вырастут в довольно твердые уплотнения цвета жвачки.

— Ну что, гаденыш, — сказал Перес, разглядывая обреченную крысу, — поработаешь на науку, а?

Логан похлопал друга по спине.

— Давай смешаем новую партию соединения Q-лайт.

Процедура была идентична той, что Логан проделал раньше. Но на этот раз они не спешили.

Прошло пять дней. Из лаборатории они уходили каждый вечер не раньше половины одиннадцатого. Иногда после перерыва на ужин возвращались еще часа на два, на три. И вскоре вопреки своему желанию Перес увлекся работой. То, что для Логана было обыденным и нудным, для него стало ускоренным курсом обучения биохимии.

— А как с миссис Кобер? — спросил он как-то, когда они в последний вечер ждали, пока остынет их новое соединение. — Почему она выжила, а больше никто? Почему у нее сработало лекарство?

Логан и сам не раз думал про это, эта мысль не выходила из головы все последние пять месяцев.

— Не знаю. Я снова и снова просматриваю записи. Я даже звоню ей, чтобы убедиться, что у нее все хорошо. — Он пожал плечами. — Представляешь, у нее даже не болят уши, как раньше. Если бы я знал, в чем дело?..

— Значит, в этом что-то есть? Правда? Ведь такого не бывает без причины?

— Да. Не бывает. Но иногда причины так трудно понять, и от них отмахиваются, как от вызывающих идиосинкразию.

— Но не мы с тобой. — Он рассмеялся.

— Ты говоришь, как Сабрина. Снова как Сабрина.

— Это лучший комплимент.

— Ты думаешь, я слишком часто говорю о ней? — Логан озабоченно посмотрел на друга. — И выгляжу идиотом?

— Не-а. — Перес отмахнулся. — Я рад, если хоть немного заменяю ее тебе. — Он улыбнулся. — Ну, по крайней мере, в лаборатории.

— Ох, знал бы ты, в чьей лаборатории мы все это с ней сотворили. — Он помолчал. — Но я надеюсь, что ты так не привязываешься к животным, как она. — Он кивнул на клетки в углу. — Так, пора ввести дозы нашим друзьям.

* * *

Они не занимались любовью почти три месяца. Ей не хотелось, и Джон решил не настаивать.

— Эй, — сказала она, отложив книгу на столик у кровати и взяв его за руку, — это лучше, чем делать вид, что болит голова, правда?

— Ну, ты никогда не делала вид, — улыбнулся он с благодарностью за ее чувство юмора.

— А следовало бы. Тогда бы ты не задавал сейчас столько вопросов.

— Очень беспокоит? — тихо спросил он.

— Опять ты за свое.

Он погладил ее по лицу.

— Ну расскажи, что ты чувствуешь?

Делать вид перед другими, что она бодра по-прежнему и не падает духом, — это уже начало ее утомлять.

— Я чувствую себя так, как и выгляжу.

Ничего не надо было добавлять к этому ответу. Она уже не боялась, что облысеет, — два цикла стандартной химии лишь сделали ее волосы тоньше. Она никогда не могла подумать, что возможно испытывать такую непроходящую усталость. И не важно, сколько она спит: круги под глазами не исчезали. Они теперь такая же неотъемлемая часть ее изменившегося лица, как нос или губы. И солнечный свет не мог скрасить ее бледность и вернуть прежний цвет лица.

— Ну, значит, очень сильно ничего не болит?