Серебряная река

Взгляд, которым Мунтадир одарил Джамшида, растопил какую-то его часть, но и подлил масла в огонь — действо, в котором эмир всегда преуспевал. Джамшид прекрасно помнил, что случилось днем. Сделав вид, что у него срочное дело, Мунтадир потихоньку отделился от королевской процессии, чтобы удивить Джамшида в доме Прамухов. Каве отсутствовал, отделаться от слуг не составляло труда, и неожиданное потрясение — увидеть своего эмира, пусть и в таком непрезентабельном виде, в пыльной дорожной одежде и с запущенной бородой… И вот это воспоминание, этот драгоценный миг дружеской близости — Мунтадир только что изорвал в клочья.

— Значит, вот оно как теперь? — проговорил Джамшид. — Днем ты со мной, а вечером принадлежишь Ханзаде, а завтра утром какому-нибудь звездоглазому дипломату… неудивительно, что ты не пришел, как обещал. Наверно, нелегко блюсти очередность со всеми нами. Тебе стоит нанять еще одного секретаря.

— Никакое жалованье на такой должности не будет достаточно высоким. — Когда Джамшид посмотрел на него, Мунтадир примирительно поднял руки. — Слушай, я приношу свои извинения. Ты прав, и я каюсь. Я не должен был оставлять тебя вот так на крыше. Меня отвлекла ссора с отцом, но это не извинение.

Умоляющее выражение в серых глазах Мунтадира разрывало сердце Джамшида, но он не хотел так легко отпускать эмира.

— А Ханзада? Ты, уезжая с Афшином, сказал мне, что у тебя с ней все кончено.

Мучительное выражение появилось на лице Мунтадира.

— Я пока не могу отделаться от нее. Джамшид, в ее салон каждый вечер приходит полдвора, они делятся тайнами с ее учениками. Я не могу отказаться от такого рода разведсведений.

— Конечно, не можешь, — сказал Джамшид пустым голосом. — Дэвабад прежде всего.

Мунтадир дернулся, но промолчал. Они оба замолчали на некоторое время, и это напряженное молчание между ними разрывало Джамшида на части. С одной стороны, ему хотелось выместить свою злость на Мунтадире, но, с другой стороны, ему хотелось, чтобы никто не вымещал злость на Мунтадире.

Принц поднялся на ноги. В его осанке чувствовалась какая-то скованность, а это означало, что он собирается сказать нечто от лица эмира, а значит, досадное.

— Дэвабад всегда будет превыше всего, — сказал он. — Такова реальность. Я не могу предложить тебе больше того, что уже дал от моего сердца, от моей преданности. Я всегда старался быть честным в этом отношении.

Это правда. Если было что-то одно, в чем Джамшид не мог упрекнуть Мунтадира, так это во лжи, он всегда был честен, честен до беспощадности. Несмотря на это, Мунтадир мог быть расточительным и легкомысленным в том, что касалось денег, вина, сердец, но к Джамшиду все же относился бережно. Несмотря на все, что Джамшид узнал о жестокости дэвабадского двора, о том, что значит принадлежать к разгромленному, преследуемому народу в городе, в котором этот самый народ должен был властвовать… какая-то его часть до сих пор оставалась деревенским мальчиком из Зариаспы, воспитанным на легендах и героических романах.

— Мы могли бы уехать отсюда, — сказал он, и сказал не совсем в шутку. — Посмотреть мир, жить среди людей, как наши предки.

Мунтадир улыбнулся ему кривой улыбкой:

— У меня целая команда слуг, которая одевает меня. Как, по-твоему, я смогу жить без этого?

«Я тебя научу. Я готов на все лишь бы видеть, что ты свободен от своих обязанностей, что тебе не угрожают кошмарные, кровожадные политические обычаи города». Но Джамшид ничего этого не сказал. Ответ он заранее знал.

Дэвабад прежде всего.

Мунтадир все еще смотрел на Джамшида с каким-то отчаянием.

— Джамшид, что касается моих обязанностей. Я должен сказать тебе кое-что, прежде чем ты узнаешь это от Каве. Моя ссора с отцом… — Мунтадир откашлялся. — Разговор шел о твоей Бану Нахиде.

— Что с ней такое?

— Он хочет, чтобы я женился на ней.

Джамшид пошатнулся, словно от удара.

— Жениться на ней? Но это же смешно, — возмущенно проговорил он, начав возражать еще до того, как его мозг толком воспринял слова эмира. — Она из рода Нахид. А ты…

— Что — я? — Мунтадир вскочил, теперь он смотрел на Джамшида с выражением удивленной обиды. — Джинн? Песочная муха?

Джамшид стал отыгрывать назад, пристыженный своим мгновенным возмущением перед перспективой брака женщины из священного рода Нахид с недэвом. Конечно, такая вероятность должна была существовать. Такой брак был бы идеальным, и со стороны Гассана — одного из немногих королей, который проводил в жизнь политику улучшения отношений с дэвами, — было абсолютно логично желать брака своего наследника с Бану Нахидой.

«Но она не их». Бану Нахида была чудом, чудом, принадлежащим дэвам. Ее появление в Дэвабаде вместе с Афшином взбудоражило их племя. Она была благодатью, обещанием более светлого будущего. И она понравилась Джамшиду. Она была умной, забавной, и, надо признать, ее повадки немного пугали его, но ему она понравилась.

Ему не хотелось, чтобы она становилась пешкой в играх Гассана.