Серебряная река

— Хватит, — сказала Зейнаб, повернувшись к Акисе. — С кем ты там разговаривала?

Стрельнув напоследок злобным взглядом во врача, Акиса ответила:

— В основном с солдатами. Их осталось несколько десятков, но ни одного высокого ранга. Я видела двоих благородных кровей, но они готовы обмочиться со страху — главный садовник и министр почетных резервов.

— Почетные резервы? — спросила Субха. — Имеется в виду оружие?

— Под резервами имеются в виду мантии, — слабым голосом сказала Зейнаб. — Почетные мантии для гостей.

— Так, — сказала врач, ущипнув себя за переносицу. — Мы все умрем.

— Ничего мы не умрем. — Зейнаб, держась за Акису, встала на свои ослабевшие ноги, которые словно стали резиновыми в тех местах, где она не испытывала боли, и дурной запах наполнил комнату. Зейнаб сморщила нос, поняв, что она и есть источник этого запаха. Платье на ней было покрыто грязью, замарано землей, кровью и еще бог знает чем, налипшим на темную накидку, в которую она завернулась, в спешке выходя из дома.

К счастью, ее тюрбан не пострадал, и ей удалось отмотать с конца достаточно материи, чтобы закрыть лицо.

— Я хочу поговорить с этими людьми.

Акиса посмотрела на нее:

— Ты похожа на гуля.

— Королевских кровей?

Женщина-воин наклонила голову:

— Может быть.

— Ты такой замечательный источник утешения. Придется довольствоваться хотя бы этим.

Осторожно неся руку в лубке, Зейнаб последовала за Акисой из маленькой комнаты в главный коридор лазарета.

Со двора доносились громкие голоса с явным гезирийским произношением, но совершенно неразборчивые. Несмотря на несколько сменявших друг друга учителей, Зейнаб так и не смогла освоить язык отца, и это постоянно отдавалось болью в ее сердце.

Теперь она надеялась, что это не будет недостатком, который не позволит ей взять в свои руки те рычаги власти, что были ей доступны.

— Идиоты! — рявкнула по-джиннски Акиса, когда они вошли во двор, наполненный спорящими джиннами. Зейнаб молча благословила ее за то, что она перевела толпу на другой язык. — Прекратите лить слезы и скрежетать зубами. Здесь ваша принцесса, она хочет говорить с вами.

Зейнаб даже не знала, что мужчины могут смолкать в одно мгновение. Она вышла из-за спины Акисы. Около дюжины мужчин-гезири уставились на нее, они были облачены в разные формы, окровавленные и драные. Ни одного знакомого лица Зейнаб не увидела и подавила в себе инстинктивный позыв убежать, спрятаться.

— Ваше… ваше высочество, — пробормотал человек с сильно сломанным носом. Его широко расставленные глаза некоторое время смотрели на нее с распухшего посиневшего лица, потом он резко перевел взгляд вниз, а потом так быстро рухнул на одно колено, что, вероятно, его пронзила боль. Он шлепнул стоящего рядом с ним человека, и вскоре все они опустились на одно колено, и теперь ни один из них не смотрел на нее.

Это привело лишь к тому, что Зейнаб почувствовала себя еще больше не в своей тарелке. Она, вероятно, знала некоторых из их женщин, жен и дочерей, которыми она уверенно командовала в гареме. С такого рода властью над людьми Зейнаб была знакома: ряд команд, которые проходили по миру женщин и могли опрокинуть трон. Союзы, основанные на браках и торговых связях, передающиеся шепотком слухи… этими инструментами Зейнаб хорошо владела и орудовала ими с приятной улыбкой, а ее придворные старались изо всех сил заслужить эту улыбку. Она любила эту власть. Она уже пользовалась ею, чтобы спасти Али и вернуть его домой; она пыталась использовать эту улыбку, чтобы погасить войну, разгорающуюся между ее братьями. Зейнаб часто ненавидела физические ограничения ее роли — она знала, что эти ограничения происходят из беспокойства ее отца в большей мере о ее безопасности, чем о приличиях — и ей хотелось лучше познакомиться с городом, с миром. Но, по крайней мере, эта роль была ей знакома.

Из того, что происходило сейчас, ей ничто не было знакомо. Зейнаб не знала, как командовать солдатами. Это должны были делать Мунтадир. Али.

«Должны, но это невозможно — осталась только ты. И каждая потраченная тобой без пользы минута ставит их в еще более опасное положение».

Зейнаб расправила плечи и попыталась вспомнить, как вела себя ее мать. Хацет постоянно имела дело с мужчинами, презрев напускное смирение с королевской традицией затворничества, соблюдаемого женщинами благородных кровей. Мать не раз говорила ей: «Ты забываешь, дорогая дочь, что в Та-Нтри у меня был собственный двор. И меня мало волнуют странные традиции этой дэвской скалы».

«Ах, Амма, как мне тебя сейчас не хватает». Зейнаб набралась мужества и заговорила, придав своему голосу командный тон:

— Я хочу знать, что происходит. Начиная с того, что нам известно об атаке на дворец.

Вперед вышел пожилой человек в помятой одежде дворецкого:

— Известно, прошу прощения, принцесса, немногое. Похоже, что вы и дама Акиса — единственные уцелевшие джинны. Принц Ализейд раньше этим вечером выстроил баррикады вокруг района шафитов и Квартала Гезири. Мы бы знали, если бы кто-то пытался проникнуть через них внутрь.

Холодок пробежал по спине Зейнаб.

— Баррикады? Вы это о чем?