Серебряная рука

– Комарес исходит желчью, и как его не понять? – замечает он. – Ведь мы лишили маркиза возможности отпраздновать свадьбу племянницы.

– А что представляет собой жених? – интересуется Арудж, обожающий сплетни. Осман говорит, что это какой-то старик. Он что, родственник Папы?

– Нет.

Хасан объясняет, что хоть жених и не родственник Папы, но очень могущественный герцог, сумевший удержаться при разных Папах, что он принадлежит к древней фамилии и владеет богатствами и землями даже за пределами Рима, что у него есть свои крепости и гарнизоны.

– Наш музыкант хорошо его знает: говорит, что он очень скуп.

Фландрия и Испания были заинтересованы в этом браке. Особенно маркиз де Комарес, так как он позволил бы ему усилить свое личное влияние при дворе. Маркиз сделал все от него зависящее, чтобы выдать племянницу за герцога Герменгильда, и, стремясь достичь своей цели, постоянно держал девчонку при себе, опекал ее денно и нощно, как ангел-хранитель. Теперь, когда все сорвалось, маркиз утратил всякий интерес к племяннице и к собственной жене тоже, не спрашивает даже, здоровы ли они, не опорочено ли их честное имя. Главное для него – быть рядом со своими солдатами.

– Кудахчет над ними, как наседка, следит за тем, как заживают их раны, желает знать, как они питаются, требует, чтобы их не слишком загружали работой и обеспечили им приличное жилье. Он очень внимателен к своим людям, заботится о них.

– С такой физиономией? Да он просто хочет досадить нам, а на солдат ему наплевать, как на жену и племянницу.

Бедняжки шлют маркизу послания, но он не отвечает. Осман, постоянно навещающий пленниц, говорит, что они в ужасно подавленном состоянии.

– Тетушка опасается, что ее отдадут в дворцовый гарем. Только и делает, что бубнит свои молитвы.

– Ну и зря. Может не тратить на них силы и время.

У Арудж-Бабы нет твердых религиозных принципов, и он не против молитв как таковых: просто в данном случае молитвы излишни, ибо он не настолько глуп, чтобы пополнять свой гарем каракатицами. Старуха она и есть старуха, и, наверно, такая же противная, как и ее муж, а малышка еще слишком зелена – незрелый, безвкусный плод. Уж лучше взять себе мальчика. Тут и сравнения никакого не может быть.

– Они надеются, что рано или поздно вы захотите отправить их в Истанбул к Великому Султану.

Эти заблуждения двух испано-фламандских невольниц смешат Аруджа.

– Неужели они полагают, что достойны внимания царя царей! С чего бы это им мечтать о такой чести? Подумаешь, какие благородные и титулованные особы! Ты объяснил им, что Великий Султан держит в своем гареме принцесс и цариц? Мне и в голову бы не пришло посылать ему такой негодный товар.

По мнению Краснобородого, обеих женщин можно было бы поместить в портовый дом терпимости, но это, пожалуй, невыгодно. Они дамы высокопоставленные, и их семья, сочтя себя обесчещенной, может не захотеть заплатить выкуп и взять их обратно. Нет, лучше не рисковать выкупом, который, судя по всему, должен быть немалым.

– А чем они занимаются? Умеют они что-нибудь делать? Готовить, вышивать, петь? Есть у них какие-нибудь способности? Если они толком ничего не могут делать, пусть хоть полы моют.

Аруджу надоело держать у себя людей, которые сидят сложа руки. Год неурожайный, и продовольствие обходится дорого.

– При первом же предложении хоть какого-нибудь выкупа надо без всяких разговоров отправить их домой.

Арудж не любит лично заниматься всякими практическими делами, но ему хочется знать, как идут переговоры о выкупах и каковы цены на невольничьем рынке. Достаточно ли они высоки? Год трудный, понадобится много денег. Нужно постараться получить побольше за этот товар. Правда, с продажей можно и не торопиться, тут время терпит.

– Главное, чтобы люди не сидели без дела.

– На верфи работа кипит. Солдаты управляются лучше офицеров, которые не умеют даже инструменты в руках держать.

Среди пленников нашлись опытные плотники, и Хасан с удовольствием учится у них рабочим приемам, которые ему неизвестны.

– А вообще хлопот с ними не много. Только что захваченные швейцарские гвардейцы – ребята крепкие и работают не за страх, а за совесть.

Труднее всего заставить пленных соблюдать чистоту. Они не желают расставаться со своими вшами и грязной одеждой. Но их силком заталкивают в воду, и теперь они уже не так чешутся.

Арудж-Баба бросает последний взгляд на махровую розу Османа и направляется к своим апартаментам. Пора собираться на Совет. Но, сделав несколько шагов, он снова останавливается:

– Эти две женщины меня мало интересуют, но, если ты хочешь держать их во дворце, пусть остаются. Осман часто беседует с девчонкой и считает, что она очень образованная. Ты и сам, вероятно, это заметил, но, когда я спросил тебя, что они умеют делать, ты не сказал, что девчонка знает латынь. Думал, я не смогу этого оценить. А я ценю. Знание латыни – большое достоинство. Что она еще умеет?

– Немного разбирается в древнегреческом.

– Ну вот и ладно. Да славится Аллах. Верни-ка мне жемчужину.