Серебряная свадьба

Старики неотрывно смотрят на закрывшуюся за ними дверь.

Б а б а  Ш у р а (в сердцах). Ох, Митька! И путаник ты божий! Мало тебя отец драл… Мало!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Да, наверно… (Снова уйдя в себя.) Надо было — уж до смерти!

З а т е м н е н и е

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Включены все люстры в старом якунинском доме.

Торжественно накрытый стол… Б а б а  Ш у р а  заканчивает последние приготовления, но делает это вяло, скорее по обязанности. Все время о чем-то задумывается, смотрит то на одиноко сидящую у стола  Я к у н и н у, то на примостившуюся в глубоком кресле  Я н к о, кутающуюся в платок.

Баба Шура села, последний раз осмотрела стол… Задумалась, поискала вязание, снова посмотрела на обеих женщин. Те словно окаменели в своих мыслях… Пытаясь расшевелить их, начала почти умилительно.

Б а б а  Ш у р а. А ведь прежде — какой дом был! Люстры-то разве так сияли?! А народ? Все — молодые… Даже еще во фраках! Многие… Брат, Дмитрий! Только что из Англии вернулся… Еще и отец наш с Митей жив был… Гордился Дмитрием! Он сам-то лесничим был… По старым временам большая должность! Ну, а тут Мите целый институт дали! А он, мальчишка, из Англии машину тогда невиданную привез. «Олсмобилл»! А у кого тогда частные машины были? А?! То-то же… (Раскраснелась, даже всплеснула руками.) А уж Евгения Корниловна! Королева! Панбархат… Декольте… Изумруды! Еще ее бабки. Отец-то у нее царский генерал был — умер вовремя, еще до всех сложностей. (Снова всплеснула руками.) А уж Глебушка-то… О!!! Маленький… А уж краси-и-вый! Такой кудрявый! И ни слова по-русски! (Смеется.) Он же там, в Англии, родился-то! (Смахнула слезу.) А я его уж и так… и эдак! А он… Душа ласковая! (Смеется.) Дедову бороду… Ну отца нашего с Митей! Ласкает, гладит, бывало… (Чуть не всплакнула.) Ангельской души был ребенок! Доверительный… Пока! Пока…

Я к у н и н а (Янко). Разлей вино! День рождения Глеба все-таки… Праздник! (Тихо.) Вот ты и снова, Ирина, здесь… Все, кто уходят из этого дома, — возвращаются.

Я н к о (тоже с поднятым бокалом). Не буду кривляться — я рада… что снова здесь.

Б а б а  Ш у р а. Мне, что ли? За внука — тост говорить? (Смотрит на Якунину.)

Я к у н и н а (после паузы). Не только этот дом — весь мир… Глебушка! Полон — отсутствием тебя! (Закрыла лицо ладонью.)

Б а б а  Ш у р а. Пьем. (Грозно.) Ну!

Все выпили. Баба Шура долго смотрит на Якунину, чувствуя в ней что-то новое, незнакомое.

Я к у н и н а. Спасибо вам, баба Шура! Нет! Александра Михайловна! (Помолчала, опустив голову.) Не смотрите на меня так — я уже никому не принесу беды… (Вдруг опустилась перед старухой на колени. Поцеловала руку.)

Баба Шура прижала ее к себе…. Оттолкнула и быстро вышла. Якунина через некоторое время медленно поднялась, сделала несколько шагов, и ее взгляд встретился с глазами Янко.

Я н к о (не сразу). Да! Ты выздоровела! Кажется, но…

Я к у н и н а. …Но — какой ценой?

Я н к о. Этого я пока не знаю. Я далеко не все знаю про Ларса…

Я к у н и н а. Но ты снова здесь — около него…

Я н к о. Он прогоняет меня. Снова заперся с женой… (Смеется невесело.) И снова установка работает. Хорош — Ромео!

Я к у н и н а (словно впервые видит). Какая ты все-таки красивая! Яркая! Цельная! (Неожиданно.) Почему ты… не министр? Или — не академик? Или просто не счастливая жена? Или мать? Ну, наконец, победоносная жрица любви? Хотя бы… А?

Я н к о. Да и ты просто светишься! От тебя аж горным воздухом… озоном — тянет!

Я к у н и н а. Нет, ты ответь! Ответь мне: что с нами — бабами! — со всеми происходит?