Серебряная свадьба

Была жена… Пышная такая брюнетка! Так боялась жизни, что иногда даже жалко ее было… (Пауза.) А может, она меня боялась? (Думает.) Трое детей — счастливая семья! Двое умерли… (Убеждая себя.) Нет, нет! Я любил Глеба — он же оставался единственным! Я вспомнил… Любил. (Замкнулся.) Но все это было где-то на обочине… А потом, позже, они как-то смешались для меня — сын и Ларс, только один помоложе, другой — ребенок… Потом тоже стал постарше! Они всегда приходили ко мне что-то спрашивать. Кто по диссертации, кто по институтскому учебнику. А я им рассказывал, что меня в ту минуту интересовало. (Замялся.) Вряд ли они меня понимали. А я ведь интересовался многим — и радиобиологией, и санскритом. Ну, и теорией глобального взрыва. И, естественно, математика — и чистая, и прикладная… (Горестно.) Мозг, он ведь ест нас. Требует пищи! Смешно? Нет? (Замкнулся.) Потом эта история с Глебом… А у меня инсульт какой-то… Жена умерла. Больницы, больницы… (Вздохнул.) Распалась! Разорвалась… Истончилось что-то во мне! Мозг, он ведь не душа! Он уходит безжалостно… (Отключился в себя.) А где же простая жалость? Самое дешевое сострадание? (Усмехнулся.) Когда мне сказали — тогда — о смерти жены, я — поверь! — ни-че-го не почувствовал! (Тихо.) Вот тебе и расплата… Уродство души! Смещение человеческого в человеке… (Смолк.) Ну вот, лежал и лежал я в своих глухих комнатах… Со мной чуть не гугукают! Смотрю я на этих академиков, а сам думаю: «Какие вы все — идиоты! Я же не тем болен! Я душой высох, окаменел! Мне бы изначальное, самое-самое детское в душу обратно влить! Чтобы самое начало жизни…» И тут великий Николай Федорович попался на глаза! Читал, как по складам! Великий, божественный! Федоров! Ты! Ты спас тогда меня! Спасибо тебе, старик… (Отвернулся.) А когда свою мать… во сне молодой увидел — надеяться начал… Хоть на малое: что мир — тот, мой!.. утренний! единственный! — вернуть можно. Себя вернуть — в свежести, в беззащитности… (Засмеялся тихо, задумался.) Боже! Как же я в те дни на ваш голос злился! Только в детстве такой же гудок у буксира «Заветный» был! Ну, хоть с того света сгонит! (Замолк.) А все-таки услышал я в вас… В голосе даже! Душу обиженную… Страшной обидой! И — пожалел… (Всплеснул руками.) Пожалел! За многие годы… в первый раз!

Я к у н и н а (вдруг жестко). Вы… не зря отослали Рыжову!

Старик не отвечает.

Вы уже… начали?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (трезво). Конечно. А зачем бы я перед тобой тут исповедовался?

Якунина замерла, потом все-таки справилась с собой.

Я к у н и н а. Но вы же… должны быть там?!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Не обязательно я… Слишком жирно будет! (Усмехнулся.) Гедройц все знает! Это уже так… Автоматика!

Я к у н и н а. Но вы уверяли меня — не хватает того, другого!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Да, так! Сейчас мы Глеба — не… Не сможем!

Я к у н и н а. Значит, Глебу не поможешь?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (вдруг резко). А я могу… Я имею право его спасать? Когда рядом со мной… раненый душой человек! А?! Как?

Я к у н и н а. Я? Вы — обо мне? Нет! Не надо!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Боишься? Себя — боишься? А для чего я тогда тебе все это… выкладывал?

Я к у н и н а (пораженная). Все — для меня? Это — для меня… (Молчит.) Нет! Кажется, уже нет — не боюсь!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (взял ее руку, очень бережно). Мы… Якунины! За тебя — в ответе…

Я к у н и н а (в тон ему). А Глеб?.. Как же с ним-то? Поклянитесь!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Божиться — не в моем возрасте.

Я к у н и н а. Уж он-то совсем невинная душа!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (закрыл глаза). Не думал все-таки… что его, как кошку за задние лапы… И — об угол!

Не успела Якунина и вымолвить слова, как Дмитрий Михайлович снова стал самим собой.

И все-таки… Ты — важнее! (Хохочет.) Сейчас — важнее!

Я к у н и н а (пристально). Вы — оборотень!

Дмитрий Михайлович поднимает трубку внутреннего телефона — дальнейшая связь идет по селектору.

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Иван Иванович!

Г е д р о й ц. Да… Я здесь…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Он уже идет? Эксперимент?

Г е д р о й ц. Как договорились — в первой стадии.

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Прекрасно! Обворожительно… Формидабль!

Г е д р о й ц (настороженно). Но я перехожу… Должен переходить к решающей фазе?!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (потирая руки). Можно, можно… Рванем, однако!

Г е д р о й ц. Как Ольга Артемьевна?