Серебряная свадьба

М а к с и м (быстро). Нет, о тебе он ничего не…

М а р и н а. Ты мне дашь его?

М а к с и м. Нет, конечно, нет.

М а р и н а. Ты же никогда ничего не умел скрывать. (Пауза.) Помнишь, тогда, когда я вернулась и родился Алешка, ты же просто взбесился. Ты пропадал ночами, твои платки пахли духами, ты забывал в карманах записки… Потом твой отец, который помешался на тебе, «гений и сын гения…». Твои успехи, диссертации, публикации… Париж, Америка. «Вот, деточка, тебе платье, шуба. До свиданья, деточка, может быть, я задержусь у друзей. Ты знаешь, какие прекрасные люди, с ними можно разговаривать до утра». А «деточка» сидела растолстевшая, как корова, и не спала все эти ночи. И орал Алешка. И уже твой отец вынужден был встать, укачивать его, чтобы дать мне хоть два часа поспать… (Замолчала.)

М а к с и м. А откуда у тебя всегда была такая ненависть к моей работе?

М а р и н а. Ненависть? Да нет…

М а к с и м. Не криви душой. Именно ненависть.

М а р и н а. Неужели ты думаешь, что я тебе завидовала?

М а к с и м. Не думаю.

М а р и н а. Мне казалось, что ты меняешься от всех этих похвал, восторгов, рецензий, званий. Ты как будто встаешь на цыпочки и считаешь, что ты действительно такой высокий. Но я-то знала, что это не так.

М а к с и м. А откуда, собственно говоря, ты знала? Может быть, тебе просто хотелось, чтобы это было так?..

М а р и н а (не сразу). Ты считаешь, что я испортила жизнь, когда ушла, наконец, от тебя с Алешкой?

М а к с и м. Нет. Тогда я понял, что на свете есть и возмездие. Что каждый человеческий поступок, каждый… каждая мысль, каждое недосказанное слово, каждая нерешительность ведет к возмездию. Мир для меня стал жестче… но и чище. Я должен быть благодарен тебе за это. Даже профессионально… (Пауза.) Кстати, это бывает довольно часто, что мужчина отдаляется, когда женщина родила.

М а р и н а. Прекрасное качество.

М а к с и м (вскочил). Ты сама часто говоришь — все понимаю, со всем соглашаюсь, но не могу перебороть себя. Это письмо лежало у меня в кармане. Я не расставался с ним.

М а р и н а. И в то же время ты был таким легкомысленным тогда…

М а к с и м. Казался! Казался легкомысленным! А может быть, и был… Легкость, она всегда предтеча жестокости. Наступало шесть-семь часов, и ты лихорадочно ищешь, кому бы позвонить, куда бы пойти. И идешь куда угодно. Спасительный инстинкт — не вдумываться, не разрушать хотя бы внешне сложившегося…

М а р и н а. Ты хотя бы искал мне оправдания?

М а к с и м. Нет. (Задумался.) А потом чему. Ты же ничего не знаешь.

М а р и н а. Знаю, если ты со мной так говоришь.

М а к с и м. Человек, уйдя из жизни, кажется нам значительнее. И дороже… (Не сразу.) Я не хотел, чтобы ты когда-нибудь узнала об этом письме.

М а р и н а. Почему?

М а к с и м. Оно давало мне козырь перед тобой. Вечный. Может быть, уравновешивающий то, что я не могу без тебя. (Поправился.) Не мог.

М а р и н а. Первый раз слышу, чтобы ты стремился к нормальности.

М а к с и м. Ты слишком часто прибегаешь к своему представлению обо мне. А оно у тебя почти не меняется. И поэтому ты, наверно, раздражаешься, когда я не укладываюсь в твои рамки…

М а р и н а. Ты скорее не прав…

М а к с и м. Прав. Ты сразу приняла меня за кого-то другого. За нервного мальчика со страстями. И так как ты считала, что любишь меня, то решила постепенно убирать эти странности. Для моей же пользы. А я не хочу, чтобы мои странности убирали. Не хочу.

М а р и н а. Теперь понятно, почему ты так схватился за это письмо.

М а к с и м (вздохнул). Ну хорошо, что хоть теперь понятно. Может быть, именно тогда я стал талантливым человеком и ко мне пришел успех. Была оболочка, привыкшая и требующая любви, и была пустота на месте предмета любви. И вместо предмета любви возник предмет дела. Очень просто — все нервное напряжение нашло выход. А дело — это ведь такое благодарное и беззащитное создание, что невольно его полюбишь…

М а р и н а (пытается улыбаться). Счастливая измена. Мне даже трудно ревновать.

М а к с и м. Как-то я вышел утром на улицу… Нет, не из дома. И вот утренний заряд бессмертия вдруг толкнул меня к самому страшному. (Пауза.) Мне захотелось мстить. Мстить, мстить, мстить всем вокруг, мстить за все свои дни, за все добро, которое я кому-нибудь дарил, мстить за то, что мучаюсь, может быть, больше других… Мстить, как слишком рано обманутому прозелиту. Мстить…

М а р и н а. Говори… (Сквозь слезы.) Я понимаю тебя… Говори, говори…

М а к с и м. Нет, мне легко это говорить… Так вот… (Замолчал, не может говорить дальше.)

М а р и н а. Ты хотел уподобиться своему отцу и его страшной силе утверждения себя и своего дела…

Максим покорно кивает головой.

Но у твоего отца был ты. А у тебя в тот момент никого не было. Первый раз ты должен был бросать на эти весы решения ценности не вокруг себя, а в себе, в самом себе. А себя ты никогда не знал. Так?

М а к с и м (с трудом). Похоже.