Серебряная выдра (СИ)

Губы Гермионы тронула улыбка. Она глубоко вздохнула, и на глазах, от переполнившей её радости, проступили слёзы.

— Признаться, — произнёс Северус. — Ты существенно вырос сейчас в моих глазах.

— Благодарю, — кивнул Люциус, улыбаясь Гермионе в ответ. — Но это не только моя заслуга.

— Что ж, — покачал головой тот. — Стоит сказать, даже я на твоём месте не был бы столь же уверен в себе.

— Именно поэтому я никогда не пытался освоить окклюменцию, Северус, — сказал Люциус. — Если уж я принимал решение быть кому-то верным, то старался делать это до конца.

— Я, в свою очередь, освоил окклюменцию, ровно по той же причине, — приподнял бровь Снейп.

— О, Мерлин! — воскликнула Гермиона. — Я и так уже всё про вас обоих знаю! Давайте уже начинать!

***

Проникновение в разум друг друга было странным, немного пугающим и, одновременно, прекрасным мгновением. Это получилось у Люциуса и Гермионы не сразу. По правде говоря, сперва у них не получилось ничего. Ничего не вышло у них и на следующий день, и после, но вечером четвёртого дня, когда Северус удалился в отведённую ему комнату, а Люциус с Гермионой отправились в свою спальню, всё, наконец, случилось.

Находясь в поместье, все эти дни, Снейп не только давал Люциусу уроки по легилименции, но также помогал Гермионе усовершенствовать снотворные зелья, которые она принимала, благодаря чему качество их существенно изменилось, и Гермиона, наконец, смогла почувствовать себя лучше. Кошмары ей всё ещё снились, но от образца №7 восприятие её во сне притуплялось, отчего во время пыток она уже не испытывала прежнего ужаса. Эта мера была, конечно, временная, но она позволила Гермионе немного расслабиться, вспомнить, что помимо этих кошмарных снов, у неё в жизни было и кое-что ещё, например, муж. Так что спустя четыре дня после приезда Северуса, когда Гермиона и Люциус, после череды безуспешных попыток наладить друг с другом ментальную связь, вошли вечером в свою спальню, Гермиона обвила руками шею Люциуса и привлекла его для поцелуя, что не делала с таким удовольствием уже много дней.

Время, которое они проводили теперь вместе, было для Гермионы каким-то особенным. Она испытывала к Люциусу благодарность за то, что он согласился попытаться излечить её от кошмаров. Последний месяц, её настроение было совсем не таким беззаботным и игривым, как прежде, и она понимала, что он тоскует по тем, не омрачённым её внезапной «болезнью» дням.

— Спасибо, что делаешь это для меня, — прошептала она, прикасаясь губами к его подбородку. — Я очень это ценю.

— Как я могу поступать иначе? — Люциус потёрся о её щёку.

— Я знаю, что ты скучаешь по мне, — прошептала она, целуя уголок его губ.

— Очень, — выдохнул он. Руки его настойчиво обвили её талию, спустились на бёдра. — Но я готов ждать.

— Хватит ждать, — произнесла она. — Я хочу жить здесь и сейчас и не хочу позволять этим дурацким снам управлять моей жизнью! Лишать нас друг друга…

— Любимая! — Люциус с жадностью впился в неё губами.

Гермиона ощутила волну возбуждения. Она не испытывала этого уже несколько недель и поняла, как скучала по этому чувству. Люциус начал расстегивать пуговицы на её блузке, он покрывал её тело поцелуями, ласкал её пальцами, прижимал к себе так, словно близость между ними должна была случиться впервые, Гермиона тонула в его прикосновениях. Наконец он широко раздвинул её ноги и с наслаждением провёл руками по внутренней поверхности её бёдер.

— Давай попробуем сделать это сейчас? — прошептала внезапно Гермиона, взяв его за руку. — Хочу запомнить это надолго.

Люциус обратил на неё удивлённый взгляд, после чего улыбнулся и кивнул. Он лёг на неё сверху и, прикоснувшись подушечками пальцев к её голове и лицу, вошёл в неё.

— Легилименс! — одновременно сорвалось с их губ.

Гермиона выгнулась, запрокинув голову назад, принимая Люциуса в себя так глубоко, как ещё никогда до сих пор. В голове у неё всё смешалось. Внезапно туда ворвались совершенно чужие мысли, желания и чувства, которые совсем не принадлежали ей. Они принадлежали Люциусу, и в них было столько страсти, желания и какой-то особенной силы, похожей на морской прилив, которая накрыла Гермиону с головой. Она с шумом вобрала в лёгкие воздух насыщенный его запахом и почувствовала, что Люциус на мгновение замер. Медленно оторвав пальцы от её лица, он прикрыл глаза, и Гермиона поняла, что её мысли точно также заполнили и его сознание.

Несколько мгновений им обоим потребовалось, чтобы осознать произошедшее с ними событие, научиться снова ориентироваться в собственном разуме. Разуме, который был теперь у них один на двоих.

Ощутив дикую, животную страсть, порождавшуюся где-то в глубинах их общего сознания, Гермиона застонала. Она посмотрела Люциусу в глаза и губы их слились в жадном поцелуе. Кому из них принадлежали эти эмоции, разобрать было уже невозможно. Тела, увлекаемые порывом, подались навстречу друг другу, ощущая, как с каждым следующим движением, внутри них растекается волна ещё неизвестного им до сих пор удовольствия. Его наслаждение стало её наслаждением, все его чувства стали её чувствами.