Серебряная выдра (СИ)

— А потом ко мне почему-то пришла Беллатриса Лестрейндж, она говорила ужасные вещи, что я достойна того, чтобы у меня была стёрта память, потому что я стирала память разным другим людям. Она стала пытать меня Круцио… Она пытала меня! Опять!

Гермиону начало трясти от рыданий ещё сильнее, и Люциусу пришлось посадить её, чтобы она не задохнулась.

— Это был только сон, — сказал он. — Беллатрисы больше нет, она мертва.

Люциус встал с кровати и пошёл к шкафчику, в котором стояли разные зелья. Взяв пузырёк с успокоительным, он протянул его Гермионе, и она с жадностью его осушила.

— Это было так страшно, Люциус! — сказала она, когда он вновь лёг рядом с ней.

Была глубокая ночь. Завтра Люциусу нужно было на работу, а Гермиону ещё трясло от пережитого ужаса. В комнате было тепло, но она ощущала озноб и, забравшись под одеяло, крепко-крепко прижалась к его груди. Люциус обвил её своими руками, прижался щекой к её затылку, и через несколько минут Гермиона, почувствовала, что он снова заснул. Она же просто продолжала лежать, в его объятиях, слушая его размеренное глубокое дыхание, пока не провалилась в темноту.

***

Кошмар повторился спустя неделю, а затем, спустя два дня, после чего, Гермиона стала видеть его почти каждую ночь. Сюжет время от времени менялся. В белую комнату, куда она всякий раз возвращалась, приходили то Джинни, то Луна, то кто-нибудь ещё из знакомых, но всякий раз дело заканчивалось появлением Беллатрисы, которая пытала её Круцио.

Кошмары подобного рода, были для Гермионы не в новинку. После войны она часто страдала от них, пока они не перестали ей являться. Немалую роль в этом сыграл тогда Северус Снейп, но Гермиона понимала, что в этот раз, ей придётся справляться с ними самой.

Первое время она спасалась снотворными для сна без сновидений, но их побочные действия, и ряд причин по которым эти зелья нельзя было принимать каждую ночь, привели к тому, что кошмары её всё ещё мучили. Дни Гермионы потянулись серой чередой. От снотворных она была вялой, а без них — пребывала в страхе перед неотвратимо наступающей ночью.

Люциус стоически переносил её нервозность, срывы и отсутствие желания иметь с ним близость, которое случались у неё теперь довольно часто. Всеми силами он старался отвлечь Гермиону от тяжёлых мыслей, придумывая всё новые и новые способы, развеять её грусть. Он дарил ей подарки, покупал билеты на концерты, а однажды, несмотря на занятость в министерстве, отвёз её в Париж, где они провели два чудесных дня, но кошмары возвращались вновь.

Спустя полтора месяца, когда синяки под глазами у Гермионы не могли скрыть даже магические косметические средства, а количество всевозможных зелий, которые она употребляла каждый день, возросло до десяти, Гермиона поняла, что проблема приняла серьёзный оборот.

Дни напролёт она стала проводить в небольшой лаборатории, которую по её просьбе Люциус обустроил в одной из бывших гостевых комнат первого этажа поместья. Здесь Гермиона начала разрабатывать зелья, которые должны были избавить её от кошмаров или хотя бы притупить её восприимчивость к ним. Первые эксперименты результата не дали, однако, за несколько дней до Рождества, опытный образец №5 позволил ей провалиться в здоровый глубокий сон, во время которого ей не привиделось ни одного кошмара. Радость Гермионы была безграничной, и настолько же безграничным было её разочарование, когда спустя три дня, в канун Рождества, кошмар вернулся и приобрёл новые, куда более ужасающие грани.

В этот раз Гермиону во сне пытала не Беллатриса, а сам Люциус. Глаза его были безумны, рот кривился в хищном оскале, он пытал её так долго и с таким неподдельным удовольствием, что сразу после пробуждения Гермиона впала в истерику, потому как первым, что она увидела, открыв глаза, вновь было лицо Люциуса. Руки его сжимали её плечи и Гермиона, не сумев различить грань между явью и сном, больно ударила его в ухо и расцарапала ему щёку, решив, что он вновь собрался её пытать.

— Так больше не может продолжаться, — произнёс Люциус, когда спустя полчаса они уже сидели в столовой.

На улице ещё была ночь. Люциус, приложил к оцарапанной щеке примочку с зельем для заживления ран. Гермиона сидела, уткнувшись своим отрешённым взглядом в стол. Она не могла признаться Люциусу в том, что даже его голос приносил ей сейчас боль.

— Посмотри на меня! — сказал внезапно Люциус.

Гермиона вздрогнула, но так и не подняла на него глаза.

— Что тебе приснилось на этот раз? — спросил он.

— Всё то же, что и обычно, — прошептала Гермиона.

— Не ври мне! Я видел твой взгляд. Ты испугалась, когда, открыв глаза, увидела меня. Я знаю этот взгляд… Видел не раз. Не у тебя, но… Скажи честно, Гермиона, на этот раз тебя пытал я?

— Да, — выдохнула она.

Из правого глаза её выкатилась крупная слеза и упала на стол.

— О, Мерлин, — Люциус уперся ладонями в столешницу. — Посмотри на меня!

— Пожалуйста, не мучай меня, — взмолилась Гермиона. — Всё было так реально. Так по-настоящему… Я не могу… Давай подождём до утра. Я просто не могу, Люциус! Прости меня!

Гермиона всхлипнула и закрыла руками лицо.