Серебряное блюдо

Сионизм, ты сегодня вознесся высоко —
Учрежденья и фонды, куда ни гляди…
А вот помнишь ли ты, как тебя одиноко
Нес еврейский учитель на впалой груди?

Ты тогда и во сне не мечтал о «Г‘аснэ»[39],
О Г‘адассе[40], о «Нире»[41], о Керен-Г‘айсоде[42].
Ты имел лишь его: Дон-Кихота в пэнснэ,
В сюртучке по сомнительной моде.

Когда брел он по снегу и в слякоть с тобой
И с «Любовью Сиона» писателя Мапу[43],
Он был первой «Сохнут»[44], тебе данной судьбой
По дороге к иному этапу.

Был «Мерказ Хаклаи»[45] он — и был «Мехон-Зив»[46],
Раздавая изюм в Туби-Шват[47] всем питомцам;
А в их лепете детском звенел Тель-Авив,
До того как возник он под солнцем.

А когда, объясняя детишкам язык,
Он писал на доске имена и глаголы, —
Вся «Махлекет-Тарбут»[48], все издательства книг
Были там — на доске его школы.

Сетью всех учреждений служил он тогда —
И лишь банком он не был еще никогда.

Голытьбы у нас тьма (должен Менделе[49] звать я!) —
Но баланс всей истории нашей таков,
Что (конечно, помимо писателя, братья)
Наш учитель детей — чемпион бедняков.

Задолжал он с дней Кальмана Шульмана[50] пекарю
(Тот, отчаясь, давно прекратил уж свой бунт),
Бакалейной торговке, портному, аптекарю…
И всегда нехватает бедняге лишь фунт.

Вы глядите брезгливо, друзья! Перестаньте-ка
Поэтично гнушаться прозаических дел!
Вы ведь все сионисты. Почему же романтика
Одному лишь учителю тут дается в удел?

Копит денежки в банке родитель с семейкою —
Но клеймит педагога, вспылив как огонь:
Тот бастует, устав от погонь за копейкою…
О, друзья! Но довольно ли этих погонь?

Вы ведь знаете все этот тип человека.
Если он победит забастовкой «врагов» —
Не пугайтесь, друзья: до скончания века
Он не выйдет из пут векселей и долгов.

Фунт привел к забастовке, но долг обвинителя
Объективно исследовать почву и грунт.
И тогда он, наверно, поймет и учителя:
Мы должны ему больше чем фунт!

Процесс раскола или Чудеса природы Пер. Х. Райхман