– Отчего же, пойдем, – с облегчением возразила Лаура. – Вот только мы так и не заплатили за испорченную мебель. И дверь. И половицы…
– Пустяки, – фыркнула Уинифред. – Они содрали с Теодора сорок фунтов залога. Уж как-нибудь справятся!
Она подхватила Лауру под локоть и поразилась, до чего легкая у нее рука – кости словно сделаны из воздуха.
Вместе они зашагали по оживленной Риджент-стрит и миновали парк Кавендиш-сквер-гарденс. В городе не топили с самого апреля, и черно-желтый смог, липким слоем оседавший на трубах и крышах домов, понемногу рассеялся. Но, несмотря на тщетные попытки городских властей маскировать зловоние – в газетах писали, что в реку сбрасывают известь и кислоту целыми галлонами, – ветер все еще приносил его в город.
В знакомом доме на Харли-стрит Уинифред и Лаура поднялись на второй этаж. В пролетах висел все тот же густой запах медицинской практики: лекарства с горьковатым или спиртовым душком, человеческий пот, покалывающий ноздри газ настольных ламп. Перед каждой лестницей лежали прежние маленькие ковры, серо-коричневые от приставшей грязи.
Лаура принялась было подниматься выше – их прежняя квартира располагалась на третьем этаже, – но Уинифред остановилась перед единственной дверью в пролете. Рядом была аккуратно прибита тусклая металлическая табличка с надписью «Доктор Т. Вудворт».
После прошлогодней эпидемии холеры многие столичные врачи продали частную практику и ушли работать в госпитали. За домашние кабинеты уцепились только лучшие из них. А никаким другим она не позволила бы браться за лечение Лауры.
Уинифред заколотила в дверь, и Лаура, успевшая преодолеть половину ступеней, остановилась и удивленно поглядела на нее.
– Что ты делаешь?
На ее маленьком бледном лице было написано подозрение. Она замерла посреди лестницы, не спеша спускаться.
– Веду тебя к доктору, разумеется, – ворчливо отозвалась Уинифред.
Блестящие глаза Лауры расширились.
– Ты обманула меня! – обвинила она, вцепившись в перила, будто Уинифред собиралась схватить ее за ухо и стащить вниз.
– Иначе ты бы не согласилась пойти! – возразила она.
На Лауру ее слова не возымели никакого действия, и она сменила тон на просительный:
– Пожалуйста, единственный раз! Я правда беспокоюсь о тебе.
Сначала Уинифред показалось, что Лаура сдалась – она начала спускаться, бросая опасливые взгляды на дверь доктора. Но когда Уинифред протянула ей руку, она отдернула свою и плаксиво воскликнула:
– Нет, не хочу!
Дверь открылась, и на пороге появился доктор – высокий лысый мужчина с седой бородой и черными усами. В глазах застыло выражение, которое Уинифред часто наблюдала у врачей – вежливое безразличие. Они слишком часто видят людские боль и страх, чтобы позволить себе сочувствовать.
Окинув Уинифред взглядом, доктор вежливо склонил голову:
– Добрый день, мэм. Чем могу быть вам полезен?
– Здравствуйте, доктор Вудворт, – поздоровалась Уинифред, делая усилие над собой, чтобы не оглянуться на тихо всхлипывающую Лауру. – Вы сегодня принимаете пациентов?
Доктор Вудворт без всякого выражения поглядел на Лауру.
– Пожалуйста, проходите.
Он оставил дверь открытой и предупредительно скрылся в приемной. Обернувшись к Лауре, Уинифред взяла ее за горячую ладонь.
– Прошу тебя! – взмолилась она.
Неловкость перед доктором была ничем по сравнении с мыслью, что Лаура так и не решится на осмотр и с ней случится что-то ужасное.
– Я буду рядом.
Губы Лауры скривились, будто она собирается вот-вот удариться в слезы. Уинифред не знала, что еще пообещать ей, но девочка переспросила:
– Рядом?
– Да. Я никуда не уйду.
Лаура кивнула, решительно выдвинув подбородок, и Уинифред с облегчением прошептала:
– Спасибо.
В узкой светлой приемной сладко пахло цветами – засушенными розами, свежими белыми лилиями в вазе, лавандовым мылом и розовой водой. Уинифред скривилась, и доктор Вудворт это заметил.
– Прошу прощения за резкий запах. Моя жена любит цветы.
Он раскрыл дверь в кабинет, пропуская клиенток. Кабинет был просторным. Воздух из распахнутого окна немного рассеивал сильный цветочный запах. Из-за отделанных красным деревом стен комната казалась теплой, уютной, похожей на крошечную гостиную.
Усадив Лауру на диван, Уинифред села рядом и расправила юбки. Она заметила, что с тех пор, как она начала носить модно скроенные платья, в ее ушах появились серьги, а на пальце – кольцо, люди перестали позволять себе делать ей замечания или пренебрегать ее вниманием. Раньше никакой врач и не подумал бы извиниться перед ней за слишком сильно надушенную приемную.
Лаура молчала – может быть, как обычно, была смущена, а может, собиралась сорвать прием.
– Доктор, моя кузина больна, – прямо сообщила Уинифред. – Уже довольно давно.
Доктор Вудворт коротко взглянул на Лауру и, без сомнений, принял во внимание ее недорогую одежду и азиатские черты лица. Не такая уж редкость, чтобы господа приводили на прием свою прислугу, но то, что Уинифред назвала Лауру своей кузиной, наложило на доктора определенные обязательства. Пускай за прием он получит столько же, лечить кузину леди – не то же самое, что лечить ее горничную.