Серебряные змеи

– Ты думаешь, что у тебя есть покровитель в лице мистера Монтанье-Алари, и только поэтому позволяешь себе так говорить, – сказала она. – Но это скоро закончится. Даже я заметила, что в прошлый раз он не потрудился защитить твою честь.

С этими словами она ушла прочь.

Лайла впилась ногтями в свои ладони. Ева была права, но в то же время она ошибалась. Если бы Северин хотел показать, что он может говорить за нее – он бы это сделал. Но Лайла заметила, что он собирался что-то сказать, прежде чем сделал шаг назад. Лучше бы она этого не видела.

Потому что в ту же секунду ее воображение начало рисовать сказки о проклятиях, мифы о девушках, которым полагалось не видеть своего возлюбленного после полуночи, чтобы не знать его истинного облика. То, что Северин сделал в тот момент, и то, как во время пожара он пытался закрыть их всех руками – все это были мимолетные проблески того юноши, которым он был на самом деле. Юноши, который спас Зофью и подарил ей утешение, который поверил в Энрике и дал ему возможность говорить, который видел в Лайле ее душу, а не только плоть. Она ненавидела этот взгляд, потому что он напоминал ей о том, что Северин превратился в проклятого принца, запертого в самой худшей версии самого себя. Ни ее поцелуй, ни ее робко предложенное сердце не могли вырвать его из плена, потому что он добровольно закрылся от всего мира.

Теперь, когда она повернулась к Северину, он с жадностью осматривал Спящий Чертог. Молодой человек откинул со лба темные волосы, и его губы тронула еле заметная улыбка. Раньше он бы принялся искать баночку с гвоздикой в кармане пиджака. Однажды Северин объяснил, что гвоздика помогает ему думать и вспоминать, но после смерти Тристана он перестал жевать горькие засушенные бутоны. Лайла его не понимала. Вряд ли это могло помочь ему забыть обо всем, что произошло.

Лайла присоединилась к остальным, и вместе они наблюдали за тем, как Северин обходит главный атриум. Одним из его сильнейших качеств была наблюдательность. Лайла могла ненавидеть его сколько угодно, но было бы глупо отрицать его таланты. Когда дело касалось сокровищ, Северин безошибочно определял их контекст. Их историю.

– Мы называли это место «чертогом», – медленно произнес он. – Но мы ошибались. Оно больше похоже на собор…

Северин сделал пометку в одной из своих бумаг.

– Какое место в соборе самое священное? – спросил он, обращаясь больше к самому себе, чем к остальным.

Лайла не чувствовала себя особенно компетентной или хотя бы достаточно заинтересованной, чтобы отвечать на этот вопрос.

– Там, где раздают чашечки с вином, – сказал Гипнос.

– Откуда мне знать, – пожала плечами Зофья.

– Алтарь, – ответил Энрике, покачав головой.

Северин кивнул и повернул голову таким образом, что на его лицо упал холодный зимний свет.

– Кто-то хочет поиграть в Бога.

Губы Лайлы изогнулись в едкой улыбке. Иногда ей казалось, что Северин хочет того же.

Впереди от главного атриума отходили четыре коридора. Они не стали разделяться, чтобы лишний раз не рисковать, и вместо этого шли группой, подмечая все на своем пути. В западном зале находилась библиотека, где вместо колонн потолок подпирали девять женских статуй. Книжные полки были совершенно пусты.

– Может, все книги спрятаны, – с тоской сказал Энрике. Очевидно, ему очень хотелось осмотреть помещение, но он послушно последовал за остальными.

Южный зал заканчивался кухней и небольшой конторой. У входа в восточный зал по руке Лайлы пробежали мурашки. Ей показалось, что откуда-то издалека доносится… рычание? Нет, храп. Арочные двери с выгравированными волками и змеями вели в тускло освещенную комнату, где мраморный пол был усеян огромными зазубренными буграми. Зофья отломила фосфорную подвеску, но направила ее вовсе не на странный пол. Зеленоватый свет выхватил из мрака целый зверинец, состоящий из Сотворенных ледяных животных. Львы с тонкими ледяными усами, павлины со шлейфом переливающихся перьев, волки, чей прозрачный мех плавно поднимался и опускался, будто звери были живыми и могли дышать.

Лайла инстинктивно отпрянула назад, но никто из животных не шелохнулся. Она повнимательнее присмотрелась к неподвижным фигурам, и страх уступил место восхищению.

– Они спят, – сказала Лайла.

Животные спали, согнув лапы, поджав копыта и сложив крылья на мраморном полу кремового цвета. Только ледяной носорог приоткрыл глаза, услышав, как открылись двери. Его пристальный взгляд метнулся к ним, но он не двинулся с места.

– Мне здесь не нравится, – поежился Гипнос.

– Мне тоже, – согласился Энрике. – Давайте уйдем и закроем дверь, пока они не проснулись.

– Все равно сокровища здесь нет, – сказал Северин, хмуро взглянув на животных, прежде чем закрыть дверь.