Серебряные звезды

Проехав около километра, мы снова наткнулись на тех немцев, которые скрылись в лесу и теперь опять вышли к шоссе. На этот раз они встретили нас дружным огнем. Водитель резко затормозил и выпрыгнул из кабины. Я же долго возился с дверцей, которая, как назло, не желала открываться. Но вот и мне удалось спрыгнуть на шоссе. Разведчики мои отбежали метров пятьдесят назад и стали отстреливаться из кювета. Чтобы присоединиться к бойцам, мне нужно было перебежать шоссе. Задача эта оказалась трудной: попробуйте пересечь дорогу, по асфальтовому покрытию которой бьют пули, а до противника всего сто метров. К счастью, мне удалось благополучно перебежать шоссе.

Убедившись, что нас всего шестеро (с водителем), немцы бросились к машине, но, встреченные огнем, залегли, по-прежнему обстреливая нас. Наше положение осложнялось тем, что одному из моих бойцов прострелили ногу, а в кузове грузовика сидело восемнадцать немцев с большим количеством оружия и боеприпасов.

Из беды нас выручил патруль советских разведчиков, подъехавший со стороны Валча на бронетранспортере. У них была пушка, что определило успех боя.

Перевязав раненого бойца и крепко пожав руку командиру советского патруля, мы поехали дальше. В ветровом стекле кабины грузовика я обнаружил маленькое круглое отверстие на высоте моей головы. Как хорошо, что, «воюя» с упрямой ручкой двери, я низко наклонился.

В этом эпизоде меня больше всего поразило поведение большинства немцев. Они явно сникли. Прикидывались убитыми, чтобы остаться живыми. Когда же они оказались одни в кузове грузовика, нагруженного оружием и боеприпасами, предпочли сидеть как мыши.

В тот же день совершенно случайно мы взяли в плен еще двух немцев. Один из них, семнадцатилетний выкормыш гитлерюгенда, хотел бросить в нас гранату. Другой, штабс-фельдфебель, вырвал у него гранату и отбросил ее в сторону. Позже, на допросе, этот семнадцатилетний на вопрос, когда, по его мнению, закончится война, процедил сквозь зубы: «Неизвестно, мы ведь тоже были под Москвой». Пожилой унтер-офицер на тот же вопрос ответил так: «Для меня она уже кончилась! И я очень доволен этим».

Через несколько дней на лугу под Яблоново командир 4-й пехотной дивизии генерал Кеневич торжественно перед строем вручил моим разведчикам Кресты Храбрых, а водителю — серебряную медаль «Отличившимся на поле боя». Я же был занесен в список героев 4-й пехотной дивизии. При вручении наград генерал сказал: «Среди нас есть такие герои, как плютоновый Робак, подпоручник Собович из 6-го легкого артиллерийского полка и многие, многие другие».

В Яблоново наш полк находился несколько дней. К нам пришло пополнение. Большую часть времени занимало прочесывание лесов, или «свободная охота», которая особенно привлекала меня. «Охота» заключалась в том, что я брал с собой двух бойцов и пленного — бывшего солдата немецкой армии. Мы отправлялись в лес, и там немец громко кричал: «Камараден, выходите! Не мерзните в лесу. Я в плену у поляков. Как и я, вы получите горячую пищу и перестанете мучиться!» И немцы выходили! А когда они в самом деле получали еду, да еще по рюмке водки, то сразу изъявляли готовность помогать нам.

Бывали дни, когда мы приводили по дюжине немецких солдат. Фольксштурмовцев я не считаю — их мы сразу, разумеется отобрав оружие, отпускали по домам.

* * *

В конце февраля выступаем из Яблоново на Вежхово и Жабинек. По пути, неподалеку от деревни Жабно, что в полутора километрах от Жабинека, пришлось развернуть батарею в поле у шоссе, так как впереди появились немецкие танки.

Наша пехота уже вела бой на окраине Жабинека. Командование приняло решение: мы должны поддержать пехотинцев огнем и колесами. К деревне можно было приблизиться по глубокому оврагу. Наши расчеты скатывались в него с большим удовольствием. Еще бы — открытая местность наверху насквозь простреливалась противником, а там относительно спокойно.

Забраться в овраг оказалось делом несложным, но выбраться из него, чтобы вступить в бой, — почти невыполнимым. Орудия нельзя было вытащить на высокие крутые склоны, а вести навесной огонь с такой глубины могли бы, пожалуй, только минометы и гаубицы. Единственный выход из этой ловушки (за исключением пути, по которому мы вошли в овраг) вел к аэродрому Мирославец, но его немцы обстреливали особенно ожесточенно. В конце концов нам удалось выкатить из оврага одно орудие, однако после двух выстрелов почти весь расчет вышел из строя.

Наше положение осложнялось еще и тем, что в сухом песчаном грунте невозможно было выкопать укрытия — стенки окопа сразу же осыпались.

В результате мы мало чем помогли нашим боевым товарищам — пехотинцам в этом тяжелом бою. Нам, конечно, не следовало лезть в тот овраг. Навесным огнем или прямой наводкой мы могли бы действенно поддерживать пехоту. Но моя критика касается только действий 4-й батареи. Что делали в этот день другие батареи, не знаю.

Под Жабинеком досталось и нашим танкам. Как сейчас вижу — несколько машин ползут по ровному как стол полю. Когда они приблизились к самым домам, их засыпали панцерфаустами.