Серебряные звезды

Тем летом одно событие вызвало особенно много разговоров среди бойцов польской армии в СССР — визит представителей Крайовой Рады Народовой (КРН). Мы впервые встретились с членами подпольного парламента новой Польши, верховного органа гражданской власти. До этого визита мы так точно и не знали, кто кроме Союза польских патриотов руководит освободительной борьбой нашего народа, как развиваются события в Польше. В первую очередь нас интересовали чисто военные проблемы. О других вещах мы предпочитали не задавать вопросов, так как понимали, что все равно не получим конкретного ответа. Ну, существует Союз польских патриотов — и что дальше? Ведь это не правительство. Понятно, что мы придем в Польшу и устроим выборы. А кто всем этим будет руководить? И самое главное — как встретят нас на родине? Ведь несколько лет мы были оторваны от Польши и могли ожидать самого худшего: нас примут, как чужих.

Поэтому мы с большим облегчением слушали слова представителей КРН о том, что нас ждут в Польше, что КРН считает нас своей вооруженной силой. Мы были тогда очень благодарны этим людям в штатском, которые не пожалели сил, чтобы прорваться через линию фронта.

В конце июля начали поговаривать, что скоро мы покинем Рязань и поедем на запад, ближе к Польше. Чаще всего в качестве места нашего нового расположения называли Житомир. И действительно, 15 августа училище маршировало к вокзалу. Мы быстро разместились по вагонам. Прозвучал сигнал к отправлению.

* * *

Мне все-таки удалось погостить дома. Узнав каким-то образом о нашем перемещении, мать ждала меня на станции в Цумани. Мы вместе доехали в эшелоне до Киверц, а оттуда пассажирским поездом добрались до Рожище. Я провел дома ночь и утром, нагруженный подарками, поехал пассажирским поездом в Ковель, где и нагнал свой эшелон. Ковель был разрушен почти до основания.

Училище направили в Хелм. Нас разместили в здании бывшей дирекции железной дороги. Дом был в хорошем состоянии: паркетные полы, небольшие комнаты, кровати с пружинными сетками и матрацами. Условия по тому времени просто роскошные.

Вскоре в городе у нас появились знакомые. У пани Галины Швайовой, которая жила вместе с дочкой, мы собирались всей компанией. Иногда немного выпивали, но чаще всего проводили время в разговорах, пели, танцевали, вернее, учились танцевать. Пани Швайова была почетной гостьей на новогоднем балу в училище, который одновременно был и прощальным балом. У нее мы договорились встретиться ровно через год после окончания войны.

К осени 1944 года фронт стабилизировался на Висле. Жизнь в училище шла обычным порядком. Впрочем, не совсем обычным. После переезда в Хелм, например, мы две недели не занимались. После отдыха почувствовали себя увереннее: из курсантов, призванных уже в Польше, было сформировано несколько новых батарей, и мы неожиданно стали «ветеранами».

Но не это было самым главным. Родина, о которой мы так много думали и образ которой вдалеке явно идеализировали, несколько разочаровала нас. Мы увидели, что народ наш не так един, как нам представлялось. Мы считали, что самым большим желанием всех людей в Польше является борьба с оккупантами. Однако очень быстро пришлось убедиться, что далеко не все так думают.

Вскоре после нашего приезда в Хелм там застрелили милиционера. Это потрясло нас до глубины души. Збышек Белецкий так охарактеризовал это убийство: «Свинство! Человек берется за тяжелую работу, чтобы поддерживать порядок, однако находятся подлецы, которые считают это преступлением».

Затем произошли и другие события. Мы часто наталкивались на последствия вражеской пропаганды. Больше всего об этом могли бы рассказать товарищи, работавшие в те дни в военкоматах. Реакционное подполье стремилось сорвать призыв в народную армию. Вражеская пропаганда проникла и в наше училище. Однажды взвод из вновь сформированной батареи вышел в поле на занятия по топографии и не вернулся. Вскоре стало известно о дезертирстве из 31-го пехотного полка.

В конце концов дело дошло до того, что каждую третью ночь вместо отдыха после занятий приходилось охранять местную тюрьму. А ведь нужно было еще нести караульную службу в самом училище. Только курсанты старшей батареи были освобождены от караулов, поскольку им предстояли выпускные экзамены.

Тревожная атмосфера в Хелме помогла нам быстрее найти свое место на родине. Тогда мы еще не были готовы «дать себя разрубить на куски» за социализм (впрочем, тогда новый строй так не называли, в газетах писали о демократии), но одно знали наверняка: с теми, кто совершает подобные преступления, мы будем сражаться до победного конца.

Не за горами был выпуск из училища. Поздней осенью закончила курс старшая батарея. Нам экзамены назначили на конец декабря или первые числа января 1945 года.