Серебряные звезды

Я безуспешно повторял в телефонную трубку «Ветер», «Ветер», вызывая нашу роту. Очевидно, линия где-то была оборвана. К нам подбежал командир полка и потребовал, чтобы минометы открыли, огонь. Я доложил полковнику, что связи с ротой нет. Командир приказал немедленно устранить повреждение и восстановить связь с минометчиками.

Обязанность проверки линии всегда лежала на обеих сторонах, пользовавшихся ею, поэтому и мы и рота должны были немедленно выслать телефонистов на линию, чтобы, проверяя ее сразу с двух сторон, быстрее установить место обрыва провода и восстановить связь. Один из двух наших телефонистов побежал проверять свой участок линии.

Стрельба усиливалась. Оставив у телефона второго связиста, я устроился со своим автоматом у окна. Немцы продолжали атаковать. Я выпустил несколько очередей. Телефон по-прежнему молчал, и это не давало мне покоя.

Я подошел к телефону и, убедившись, что связи с ротой все еще нет, решил пойти проверить линию. Взял у телефониста кусачки и побежал. Наш красный кабель отличался по цвету от остальных проводов и был хорошо виден на земле. Это облегчало мою задачу. Выбравшись из депо, я взял провод в руку и побежал в сторону насыпи, куда уходила телефонная линия.

Неподалеку от железнодорожного переезда, на мощенной брусчаткой дороге я наткнулся на труп телефониста. Рука его сжимала красный провод. Кругом рвались снаряды. Со свистом разлетались осколки.

У самого полотна линия обрывалась. Оборванный конец я нашел в канаве. Я выбежал на пути и увидел за рельсами второй конец красного провода. Мгновение — и оба конца были в моей руке. Зубами оголив провод, я уже соединял его, когда в нескольких метрах от меня разорвался вражеский снаряд. И снова мне очень повезло: ни одной царапины! Только на время я оглох. Кругом продолжали рваться снаряды. Я видел, как взлетали вверх фонтаны песка, камни и щебень, но ничего не слышал.

Когда я вернулся на наблюдательный пункт в депо, наши минометы уже стреляли. Немцы были отброшены, а вслед за отступающим противником уже двигались наши пехотинцы, поддерживаемые самоходными орудиями. В ходе боя нам удалось занять еще несколько домов. Через некоторое время перестрелка прекратилась. Мы подобрали тела убитых, перевязали раненых. Их оказалось много. Чтобы восполнить потери, командир полка приказал прислать на передовую бойцов из вспомогательных подразделений: возниц, поваров, писарей. Помещение, где располагался перевязочный пункт, завалило. Под обломками крыши погибло более десяти солдат. В живых остался лишь врач-поручник, который в этот момент спал под тяжелым дубовым столом.

В ночь на 16 марта была обычная перестрелка. В депо формировались штурмовые группы из автоматчиков, саперов и огнеметчиков. Этим группам назавтра предстояло продолжать наступление.

Утром, после пятой подряд бессонной ночи, я вернулся в роту на заслуженный отдых. Дорогой заметил, что от будки, сослужившей нам такую хорошую службу, остались одни развалины. В роте все было в порядке.

Запас трофейных мин после вчерашнего боя заметно сократился.

Поспать удалось всего два часа. Мне дали новое задание: корректировать огонь минометов, которые должны были уничтожить сильный опорный пункт противника на северной стороне трека. Я сразу отправился на передний край в сопровождении телефониста, тянувшего за собой кабель для связи с ротой. Мы добрались до трека и, укрываясь за построенными на дорожке препятствиями, стали осторожно пробираться вперед. Вскоре телефонист устроился под одной из насыпей, связался с ротой, а я пополз дальше.

У северной части трека возвышался белый дом. В бинокль мне удалось разглядеть, что в окне верхнего этажа видны вспышки пламени, вырывающиеся из пулеметного ствола. Именно эту цель я и должен был обнаружить. Чтобы окончательно убедиться, что это она, я еще некоторое время наблюдал, как гитлеровцы посылали оттуда длинные очереди, после чего начал определять расстояние от дома до моего телефониста. Как далеко от него до роты — нам было известно: на кабеле через каждые сто метров были прикреплены метки из изолент.

Прикинув, что телефониста отделяет от пулемета не более двухсот метров, я решил определить точное направление огня минометов. Поднял бинокль и начал осматриваться. Потом вдруг почувствовал удар в правый бок. Меня сразу бросило в жар. Я сполз в оказавшуюся рядом воронку. Вынув из кармана зеркало, стал разглядывать свое лицо: на щеках — красные пятна, на лбу — крупные капли пота. Поднявшись, я вернулся к телефонисту. Окружающее перестало интересовать меня. Я только повторял громким голосом: «Двести метров, двести метров…» Когда я передавал данные в роту, телефонист заметил, что шинель на правом боку у меня пробита. Спереди — входное отверстие от пули, сзади вырван большой кусок сукна.