Серебряные звезды

После меня взял трубку телефонист, доложивший, где мы находимся и что я ранен. Не прошло и двадцати минут, как к нам подползли двое — подофицер, который должен был заменить меня, и солдат, которому предстояло помочь мне вернуться в роту. Я чувствовал, что бок у меня деревенеет, а в сапоге скапливается кровь. Пуля пробила также бумажник с документами.

В роте мне сделали перевязку и вместе с двумя ранеными отправили в медсанбат на подводе, заботливо устланной соломой.

Прямо с подводы меня перенесли на операционный стол. Под наркозом зашили рану. Как оказалось, я был свален разрывной пулей, а рана на спине была шестнадцать сантиметров длиной и около восьми сантиметров шириной.

В санбате я пролежал до следующего дня, а потом на грузовиках нас перевезли в полевой госпиталь в город Валч. Перед отправлением из медпункта дивизии я встретил своего командира батальона советского офицера Ефимова, которого положили рядом со мной. Он был тяжело ранен, совсем не мог двигаться, но меня узнал.

Со стороны Колобжега до нас доносились звуки стрельбы и характерный гром «катюш».

Уже в госпитале я узнал от одного сапера, раненного в спину осколком гранаты, что мой бывший командир роты из 6-го пехотного полка хорунжий Стефаньский погиб в боях за Колобжег. Этим городом наши войска овладели 18 марта.

Во вторник, 17 апреля, до нас дошла весть, что накануне Советская Армия, а вместе с ней и польские дивизии с берегов Одера и Нейсе двинулись в решающее наступление на Берлин. Начало этого наступления означало, что окончательный разгром фашизма близок.

Майор запаса Каэтан Собович. От Оки до Эльбы

Февраль 1944 года. Рожище — небольшой городок на Волыни. На несколько дней его освободили советские войска. Потом снова пришли немцы. В конце концов фронт стабилизировался по берегам реки Стырь, а в городе пошла прежняя неинтересная жизнь, если не принимать во внимание систематические обстрелы и обычные фронтовые порядки. Предусмотрительные жители предпочитали сидеть в подвалах, а более ловкие прибегали к всевозможным хитростям, чтобы не попасть в руки гитлеровских жандармов, выселявших жителей из города.

Дом, в котором мы жили, занимали немцы. Однажды во двор въехала танкетка. На броне ее лежали два трупа гитлеровцев. Немцы из нашего дома погрузили на танкетку несколько ящиков, сели сами и уехали. Нам это не показалось чем-то необычным: просто выполняют какой-то приказ. Тем большим было наше удивление, когда минут через тридцать мы увидели, что по улице идут трое советских бойцов с автоматами.

Началась новая жизнь. Из подполья вышли местные коммунисты, в том числе и наш хороший знакомый Василий Бега, вернулись партизаны, возникли первые органы власти. Развернул работу и районный военный комиссариат. Через две недели начали призывать в армию первых поляков. Следует подчеркнуть, что трудностей при призыве не было — бороться с гитлеровцами шли все. Единичные случаи уклонения от призыва быстро ликвидировались самими поляками.

В годы оккупации я состоял в отряде Армии Крайовой, однако в регулярную армию мог пойти только добровольцем, так как два месяца назад мне исполнилось всего семнадцать лет. В военкомате, куда я отправился вскоре после освобождения, меня принял офицер. Узнав мой возраст, он все же не отказал в моей просьбе. Посоветовал сделать запас еды на три дня, предупредил, чтобы я не выезжал из города и ждал вызова.

Потянулись дни ожидания. Во второй половине марта нас известили, что на следующее утро объявлен сбор на площади перед военкоматом. Прощаться мне было не с кем. Почти всех своих знакомых я увидел в строю на площади. Несколько напутственных слов — и в направлении Киверцы шагом марш!

* * *

В Киверцах нас погрузили в вагоны, и вечером эшелон тронулся в Ровно. Всю дорогу мы пели польские патриотические и солдатские песни.

В Ровно — короткая остановка. Нас остригли и сводили в баню. Через несколько дней мы поехали дальше, в глубь территории Советского Союза, через Шепетовку и Киев. На станцию Дарница мы прибыли вскоре после налета гитлеровской авиации, во время отражения которого прославились зенитчики 1-й Польской армии. Наш путь завершился в Сумах.

«Купцы». Так называли в те времена офицеров, проводивших отбор в различные рода войск и училища. Сам я попеременно становился солдатом нескольких специальностей и кандидатом в несколько офицерских школ. Сначала меня посылали радистом в танковые войска, через несколько дней внесли в список курсантов военно-политического офицерского училища, затем мне предстояло стать пехотинцем и так далее.