— Схема на оборотной его стороне должна что-то означать, — сказала она. — А также цифры и буквы на лицевой стороне. Там указана дата моего рождения. Это… — Ей понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить день своего рождения. — Это А 14, — произнесла Брайди после того, как ущипнула себя за руку. — И S24 — дата рождения тетушки Мойры. Но вот остальные буквы и цифры… — К сожалению, на этот раз девушка не смогла подавить зевок.
Таг оторвал взгляд от браслета.
— Вам надо немного поспать. Почему бы вам не пойти в спальню и не вздремнуть?
Голова Брайди, медленно клонившаяся вниз, резко вскинулась.
— Возвращаться в отель уже слишком поздно. Прилягте на часок в той комнате.
Предложение было довольно заманчивым. Однако, немного нескромным. Хотя, с другой стороны, этот ее ночной визит тоже нельзя было назвать скромным. И к тому же, сама мысль о том, чтобы полежать на постели Тага хоть минутку, была соблазнительна. И, может быть, поспав немного, она перестанет изводить себя глупыми мыслями, диким румянцем и слабостью в ногах.
— А я обещаю подумать над вашим медальоном, пока вы будете спать, — сказал Таг.
— Я не собираюсь… — Брайди хотела сказать, что не собирается ни на минуту расставаться со своим браслетом.
— Простите?
— Нет, ничего. — Теперь в этом уже вряд ли была необходимость.
Таггарт встал, отодвинув кресло. Брайди отметила про себя, что совсем забыла, какой он высокий. Хотя нет, не забыла, просто в очередной раз поразилась. Как она могла забыть это, если совсем недавно он стоял так близко за ее спиной, расчесывая ее волосы, и, как бы невзначай, касаясь пальцами ее шеи! И она в этот момент любовалась в зеркале его отражением, возвышающимся над отражением ее собственным. Она смотрела на его сосредоточенное лицо, и сладкая дрожь пробегала по ее телу. Брайди пыталась совладать с собой, но, увы, тщетно. И было мучительно стыдно от мысли, что он все почувствовал, все заметил.
Именно тогда, в ту минуту, Брайди поняла, что больше не может себе лгать. Сколько бы она ни одергивала себя, сколько бы ни напускала туману, но никуда не деться от действительности: ее влекло неудержимо, как бабочку на огонь, к этому человеку. Чувство, охватившее ее, было не менее сильным, чем, в свое время, к Джонни. Нет, неправда! Теперешнее чувство намного сильнее и глубже того, былого, далекого. Казалось, она согласилась бы на любые жертвы и испытания, только бы прильнуть к Таггарту, задохнуться в его объятиях, слиться с ним, превратившись в единое целое, в частицу его жизни, окружения, всего, что хоть как-то относилось к нему. Видеть его, слышать, ощущать прикосновения его нежных рук, губ… Позволить ему все, все, все!.. Конечно, Брайди понимала, что мечтать об этом полнейшее безумие, но что она могла поделать с собой?!
Она знала, что никогда не признается Таггарту в своих чувствах, никогда не унизится перед ним. Да и вообще, у него есть любовница, пусть даже их отношения, судя по сцене с вазой, довольно странные.
«Я ДЛЯ НЕГО СЛИШКОМ ХОЛОДНА, — решила Брайди. — И НЕДОСТАТОЧНО В ТЕЛЕ, ЕСЛИ СУДИТЬ ПО ТОМУ, КАКИЕ ПЫШНЫЕ ФОРМЫ У ЕГО ЛЮБОВНИЦЫ. И ПОТОМ, Я ВЕДЬ ВСЕГО-НАВСЕГО „ИСПОРЧЕННЫЙ ТОВАР“, РАЗВЕ НЕТ? И МНЕ СУЖДЕНО СТАТЬ САМОЙ ЯРОЙ МУЖЕНЕНАВИСТНИЦЕЙ».
Брайди сидела в кресле и продолжала безмолвно смотреть на Таггарта затуманенным взором. Ей было стыдно за свои мысли и тайные желания. Она молила Бога только об одном: чтобы Таг не сумел догадаться, что творилось с ней.
Желая положить конец затянувшейся паузе, Слоан обошел стол и опустился на колени перед креслом Брайди, заглядывая ей в лицо.
— Если вы сейчас же не ляжете спать, вы уснете в этом кресле, — чуть слышно сказал он.
Брайди стоило неимоверных усилий, чтобы не позволить себе наклониться и поцеловать Таггарта. В уголках его темных, четко очерченных губ, затаилась немного грустная, задумчивая усмешка. Темно-голубые глаза, с блестящими зрачками, смотрели ласково, а черные брови, обеспокоенно нахмурившись, слились сейчас в одну сплошную линию, но, вот-вот, казалось, были готовы распахнуться, как легкие крылья, и радостно взлететь.
Она вскинула голову, словно пытаясь таким образом, стряхнуть с себя дурман, навеянный близостью его лица, и произнесла растерянно:
— Да. Я… Хорошо.
Она будет лежать в его постели. Одна. В темноте. А вокруг будет витать его дух. Та комната хранит его запах, там каждый предмет трогали его руки. Она будет спать на том же самом месте, где обычно спит он. И ей приснятся те сны, которые видит он. А утром, когда она проснется, быть может, лишь посмеется над глупостями, переполнявшими сейчас ее голову.
Консуэла услышала приход Ника еще до того, как тот вошел в дом. Ее разбудило тихое ржание лошадей в загоне и, раздавшиеся вслед за этим, шаги Ника. Миновав порог дома, он осторожно, ступая по деревянному полу на цыпочках, стал пробираться к тому месту, где оставил свои вещи.
Консуэла села в постели, не обращая внимания на сползающее с нее одеяло, и заявила:
— Я помогу тебе, Ники.
— Ты и так уже помогла, — ответил ей игривый голос. — Жаль, что я не могу побыть с тобой, хоть несколько минут.