Мы подошли ближе и поднялись на крутую насыпь. Юркие ящерицы во множестве разбегались во все стороны. Конечно, это был железнодорожный мост узкоколейки. Земляная насыпь уходила в глубь леса, кое-где ее размыло. В остальных местах она густо заросла лиственным лесом. На самом мосту молодые березы корнями выворачивали камни.
Продираясь сквозь заросли березы и малинника, по этому мосту мы пересекли болото и, пройдя по суше с километр, увидели другие сооружения.
Справа стояло железнодорожное депо. Сохранилось пять лучеобразно расположенных путей. Несколько больших зданий просвечивали сквозь зелень листвы. Все они были без крыш — только каменные стены и пустые проемы окон и дверей.
— Вот она, Коноваловка, — сказал Ильин, оглядывая знакомые ему места.
Мы расположились лагерем возле паровозного депо.
Ильин сказал:
— Об этой Коноваловке я от отца в детстве слышал. Был в царском правительстве министр промышленности Коновалов. Решил он на Чусовой большой лесокомбинат построить. Получил крупные кредиты, создал акционерное общество и начал дело. Шум об этом по всему Уралу прошел. А потом разом все кончилось, вдруг закрыли строительство. Темная тут история произошла. Кто-то, видно, хорошо нажился на этом лесокомбинате.
— А достроить завод не могли? — спросил Саша.
— Наши инженеры проверяли — говорят: неподходящее для лесного завода место.
Раздался ружейный выстрел. Саша поднял голову и прислушался. Вскоре на таком же расстоянии прозвучали еще два выстрела.
— Мы думали, что попали в необитаемые края. — удивленно заметил Ильин. — А люди — рядом!
Саша о чем-то перешептывался со своими товарищами.
— Мы скоро придем, — сказал он, и мальчуганы исчезли в кустах.
Ильин в этот день много рисовал.
Солнце уже спускалось к закату, стали острее запахи нагретой за день травы и земли.
Неожиданно показалась странная процессия. Впереди шагал нахохлившийся Кузьмич, за ним, держась в некотором отдалении, — наши спутники. Они медленно приближались к нам.
Саша нес охотничье ружье. Очевидно, выстрелы этого «охотника» мы и услышали.
— Добро пожаловать! — с искренним весельем приветствовал его Ильин.
— Вот куда утек! — с торжеством крикнул Саша. — Ишь, где вздумал скрываться.
— Отдай ружье, рицдивист! — зашипел Кузьмич диковато озираясь, пораженный тем, что и тут его проследили мальчуганы. — Не смеешь чужое имущество хапать. Я на тебя в суд подам, шпиен проклятый.
— Ты бы, отец, перестал ругаться, — сурово заметил Ильин. — Что? Много настрелял?
Один из мальчуганов приподнял тяжелую связку птиц.
— Придется, Кузьмич, составить на тебя протокол, — сказал Ильин. — Факты, как говорят, налицо.
— Кто тут эту дичь считает, — заныл Кузьмич, поняв, чем это ему грозит. — Господи, не в городе живем… Для человека дичи пожалели, а сколько ее всякая нечистая лесная сила губит. Не казнокрад я…
Ильин молчал.
— Что же, товарищи хорошие, делаете? Птичек жалеете, а человека сгрызть хотите?
Он долго топтался возле нас, все в тех же калошах, подвязанных веревками, все ныл о необходимости любви к человеку, требовал вернуть ему ружье.
Потом вдруг попросил закурить. Ильин дал ему папиросу. Кузьмич выкурил папиросу, сидя на корточках и ненавидящими глазами оглядывая нас. Решительно поднялся и громко сказал:
— Все вы рицдивисты! Ответите, что ружье у свободного человека забрали, — и медленно зашагал к реке.
Вскоре и мы тронулись в обратный путь. Ребята несли трофеи — убитую Кузьмичом дичь и двустволку.
По дороге зашли в сельсовет и составили акт о браконьерстве Кузьмича. Подписали его пятеро свидетелей. Председатель сельсовета похвалил ребят:
— Ловко вы его поддели. Ишь, куда утек — в Коноваловку. Оштрафуем его и лишим права охоты. Хватит дичь для базара переводить. Нашел себе доходное дело!
Мы уже готовились к отъезду. За эти дни привыкли к хозяевам, да и для них стали своими людьми. Жаль было покидать Зимник.
Как-то вечером Ильин вдруг спросил мальчугана:
— Саша, есть у тебя такое место — самое любимое?
Тот ответил не сразу. Видно, вопрос застал его врасплох.
— Есть… Песчаное озеро.
— Это где лебеди живут?
— Да.
— Далеко?
— Не…
— Пойдем туда завтра. Нарисую для тебя это Песчаное озеро — на память.
Саша просиял.
Я знал, что Ильин редко дарит свои рисунки. Значит, он очень полюбил за эти дни Сашу, коли решил сделать ему такой подарок.
Опушкой соснового леса мы шли на озеро Песчаное. Утро стояло сырое, туманное.
— Вот! — сказал неожиданно Саша и остановился.
Мы стояли на каменистом холме. Перед нами в чаще скалистых берегов и густого сосняка лежало Песчаное озеро. Туман, чуть колыхаясь, розовея, скрывал дальние берега. Кругом все спало. С сосновых иголок капала роса. Правее выделялся желтый мысок, чуть краснел костер — наверное, рыбацкий.
Саша, волнуясь, спросил:
— Можно нарисовать?
Ильин не ответил. Он стоял и слушал тишину, всматриваясь в краски утреннего тумана.
На миг туман разорвало, и проступил дальний красноватый берег, легкая рябь прошла по воде. Чуть колыхнулся тростник.
Чей-то рокочущий голос пронесся над озером и смолк. Словно кто-то взял несколько низковатых ноток на серебряной трубе.