– Да нет, конечно, Берта! Дело во мне. И, возможно, в моем воспитании. Да, бабушка была скрытной, я говорила, что даже про деда я узнала от нее случайно. Вытянула, можно сказать. И слушала как сказку. А она очень не любила о нем вспоминать. Наверное, ей было больно. Или чего-то боялась. В советские времена все чего-то боялись, а тут речь о немецких корнях. И в моей семье много не откровенничали. Я помню, что родители часто замолкали при моем появлении. Подслушивать их разговоры, хотя мне и было любопытно узнать, о чем они говорят, я не могла – стыдно, как и читать чужие письма, и шарить по карманам. Я сразу выходила из комнаты вон, чтобы они могли закончить беседу. Даже садилась в соседней комнате за рояль, играла, чтобы не слышать голосов. Папа был офицером, появлялся дома редко. С мамой я разговаривала исключительно о школе, подружках, уроках. Как отчитывалась. На самом деле не все радужно складывалось у меня с ровесниками, но ныть и жаловаться у нас было не принято. Проблемы я решала сама. Однажды пришла из школы с фингалом, мама с папой были дома оба. Отец лишь спросил, уладила ли я конфликт, а мать принесла из аптечки бодягу. Никто не расспросил, за что мне врезали, не пожалел, ни кинулся за меня вступиться.
– Ты дралась?
– Еще как! В наше время в классе тоже были всякие группировки. Может, булинга откровенного не было, но отношения выясняли не всегда в словесных дуэлях. Родителям не жаловались, учителя часто знали о драках, но молчали. Латыши, Берта, живут под девизом «моя хата с краю, ничего не знаю».
– И ты наполовину латышка. Скрытная и «хата с краю». Без обид, мам.
– Что уж тут обижаться! – с досадой воскликнула Аглая.
– Ты мне не скажешь, кто тот мужчина, с которым ты встречалась так долго? И почему расстались?
– Он был женат. Какое-то время они с женой жили порознь, даже в разных странах. Потом она вернулась к нему. Я тут же разорвала отношения.
– Любила?
– Нет, Берта, не любила. Его было жаль, он слабый человек, ведомый. Зачем тебе все это? Я уже и лица его толком не помню…
– Ладно, и вправду, не тема… А фотографии бабушки у тебя нет?
– Семейные альбомы в самарской квартире. Я, когда уезжала, наши личные вещи на антресоли уложила. Дмитрий помогал… И ни словом не обмолвился, что там тайник! Как же я в нем ошиблась… А знаешь что! Соседка на днях звонила, что квартиранты съехали, а следующие заедут только первого июля. Давай слетаем в Самару на пару дней!
– Не слетаем, мам, поездом только. Я посмотрю билеты, да?
– Бронируй сразу, едем. А мне нужно срочно позвонить, – решила Аглая и набрала номер Мутерпереля.
Глава 32
Федор торопливо ответил на вызов – звонила Аглая. Сердце замерло на секунды и забилось чаще, он выдохнул в трубку радостное «рад слышать» и тут же сник из-за делового тона женщины. Аглая сухо и коротко сообщила, что они с Бертой решили на пару дней съездить в Самару. И задала вопрос, не будет ли у него, майора, каких-либо поручений, вопросов и пожеланий. Он только и попросил, чтобы внимательно осмотрели антресоль и вернулись как можно скорее. Хотел добавить, что скучать будет, но одернул себя – глупо как-то. Аглая-то ему – любимая женщина, а он ей кто? Да никто пока…
Федор посмотрел на мобильнике время, Антон должен был бы уже навестить Куренного и позвонить. Мутерперель хотел уже набрать капитана сам, но решил не дергать – пусть спокойно работает.
О Семене Аркадьевиче Куренном Федор был наслышан, но лично не знаком. Поведал о нем еще при первом знакомстве начальник Федора в контексте, что, мол, есть у нас такие неуловимые деятели, что как ужи выкручиваются из-под обвинений, подставляя мелких шестерок. Назвал он еще несколько фамилий, менее удачливых, а Федору в память запала информация именно об антикваре Куренном. Потому что сам с некоторых пор увлекся антиквариатом и историческими артефактами. Только интересы у них с Куренным были разными. Антиквар занимался спекуляцией, а Федора увлекла история пропавших и до сих пор не найденных сокровищ. Лежа в госпитале с перебитым позвоночником, Федор много читал, можно сказать, что книги стали еще одним лекарством, которое помогало хотя бы на время забыть о том, что он неподвижен. Читал все подряд, что приносили сослуживцы, медсестры и лечащий врач. Детективы, фантастику, публицистику. Прочтя книгу, тут же забывал, о чем она, и брался за следующую.
О вывезенных фашистами из Кёнигсберга ценностях Федор узнал, когда изучал немецкий, уже находясь в клинике Франкфурта. По его просьбе из городской национальной библиотеки доставляли книги и журналы, он переводил и художественную литературу, и статьи из журналов, и даже любовные романы. Почему именно эта статья о тайнах Кёнигсберга так его зацепила? Он посчитал, что их с Глебом и Димкой детское увлечение поисками клада белогвардейцев, так и не увенчавшееся успехом, сыграло тут свою роль. Изучив статью до конца, Федор составил целый список нужной ему литературы.