И отцы дружили, издавна вместе охотились, вместе заготавливали дрова, вместе забрасывали сети, пока не был приостановлен лов омуля. Если Валюхины родители уезжали в город, бывало, по нескольку дней жила Валюха у Медведевых. А уж праздники непременно сообща праздновали, двумя семьями. И всегда Санька с Валюхой ходили парой. Еще пятилетними шкетами отправились на косогор по землянику и едва не заблудились. Вместе, взявшись за руки, пошли в первый класс, и все эти семь лет сидели за одной партой. Бывало, ссорились, даже дрались, но с кем не случается! В этой неразлучной паре — тоже так повелось — верховодила Валюха. Санька привык делать, что скажет Валюха, небось плохого не посоветует. Да и была она человеком куда более деловым и практичным, чем наивный, излишне доверчивый Санька.
Характерами они выдались разные, Санька в отца уродился молчуном и увальнем, а Валюха росла бойкая, говорливая, так что они как бы дополняли друг друга. Со второго класса пошла Валюха в гору, постоянно ее куда-нибудь выбирали, и она выступала, председательствовала на собраниях и пропесочивала нерадивых, а если Санька замечал ей, что уж больно она выпячивается, Валюха говорила со смешком: «За двоих, Санечка, отдуваюсь».
Когда Санька подружился с Цыреном и Рудиком, к их мальчишечьей компании незаметно примкнула и Валюха. Если дело оказывалось не девчоночье — взбираться на скалы, стрелять из лука или ловить под камнями «широколобок», — Валюха без обиды исчезала, пробовала играть с девчонками, но их игры казались ей скучными, и она снова оказывалась четвертой в дружной мальчишечьей троице.
И лазила по скалам не хуже других, метко стреляла из лука или из рогатки, ручьи перепрыгивала с разбега наравне со всеми, разве что «широколобок» не ловила — жалела. И хотя она невольно связывала компанию, ребята ее терпели, Рудик безропотно, а Цырен с колючками и насмешечками. Но чаще и думать забывали, что она девчонка.
Санька так привык к этой дружбе, что и представить не мог, как бы стал жить без Валюхи. Они и теперь всегда были рядом, вместе ездили домой, даже по кухне дежурили парой, как, например, сегодня. И вот начал он замечать последнее время, что Валюхи нёт с ним. Такое неприятное чувство, точно от тебя самого только половинка осталась. Но Валюха была рядом, лишь руку протяни, и это тем более удивляло, пугало своей непонятностью.
Вернувшись из экспедиции, он прежде всего побежал к Валюхе, чтобы рассказать о поисках Серебряного острова, похвастать мрамором и слюдой. Ворвался в комнату — и не узнал Валюху. Перед зеркалом стояла незнакомая девушка: маленькая, но совсем уже взрослая, яркое платье с цветочками, новые сапожки на каблуках, а вместо косичек — модная рыжеватая копна. И шпильки во рту, как у легкомысленной Маринки.
Она обернулась равнодушно и проговорила сквозь шпильки:
— Когда входишь к девочкам, стучать надо.
— Да ты что, Валюха, в своем уме? К тебе — да еще стучать?
— А вдруг бы я переодевалась?
— Не видал я тебя! Сто раз купались вместе.
— Купались — совсем другое дело. Как съездили? А мы тут с девчонками в кино собираемся.
— Если в кино, так зачем наряжаться? Все равно в пальто сидеть.
— Ох, Санечка, какой же ты все-таки! Мы наряжаемся, чтобы самим — себе нравиться. А уж когда себе нравимся — и другим. тоже. Разве я не красивее такая? — И она крутанулась на каблуках.
— Красивее, пожалуй, — согласился Санька. — Но для меня ты и без того красивая, так что можешь не стараться.
— А если не для тебя? — В ее глазах мелькнуло что-то такое… лукавое и непонятное.
Еще в прошлом году был у них похожий разговор. Валюха агитировала Саньку выступить на собрании, а он по обыкновению отказывался. Она стиснула пальцы: «Ну никакого самолюбия! Скажи, пожалуйста, чем можешь ты понравиться девчонке?»— «Я и не собираюсь никому нравиться». — «А мне?» — «Ну, тебе! Ты не в счет». Валюха даже обиделась: «Значит, не в счет? А если я с кем-нибудь другим подружу, например, со Снегирем?» — «Валяй на здоровье!» — «Нет, ты не понял. Если я влюблюсь?»
Тогда Санька не обратил на это внимания, у девчонок только и разговоров, что про любовь. Но теперь вспомнил. То, что Валюха изменилась, не так тревожило, как смущало. Приходилось заново привыкать к ней, к ее новым причудам. Например, рассказываешь ей что-нибудь, она слушает, кивает, вроде бы все понимает, а спросишь — не было ее здесь, а где была — неизвестно. Вот и сейчас стоит рядом, бочка полнешенька, а Валюха не видит, улыбается чему-то своему, далекому.
— Готово, Валюха, поехали!
— А? Что? — встрепенулась она. — Уже?