Серебряный остров

— А где это место? Скалистая гряда? — спросил Рудик.

Хозяин достал потрепанную карту Байкала, расстелил на столе, и палец его остановился… неподалеку от Горячих Ключей.

— Как!? — вскрикнул Рудик. — Я думал, где-то здесь, поблизости…

— Забыл вам сказать, все это произошло на западном берегу. Там жили мы с Бату, там и родились. Позднее уж, когда остались у него на руках два малых брата, перебрался он сюда, к родственникам. А за ним и я через несколько лет.

— Выходит, мы с вами соседи… — начал было Санька. Но Рудик перебил:

— А вы Горячие Ключи знали?

— Как не знать. Только никакого поселка в Ключах тогда не было, стояло одно зимовье братьев Кубасовых. Поселок позднее появился, вместе с леспромхозом. А Сохой и тогда существовал.

— Так мы и есть из Сохоя! — обрадовался Санька.

— Стало быть, земляки.

— Значит, этот остров… который вы тогда увидели… — еще раз уточнил Рудик, — недалеко от Горячих Ключей?

— Если под водой не скрылся. Такие островки как люди: сегодня ты есть, а завтра… — Он вздохнул и сложил карту. — Так что же, закончил все-таки Бату свой Серебряный остров?

— Не знаю, закончил ли, — задумчиво отозвалась Фаина Дмитриевна. — Говорил: приезжай через два года.

— Закончил, наверное. Упрямый он был. Целеустремленный. Жаль, не увидим уж мы больше Бату Мункоева…

— Как не увидим? Почему!?

— Умер Бату. Как перебрался с семьей в Улан-Удэ лет пятнадцать назад, вскорости и умер. Сын его недавно приезжал на отчие места взглянуть, Ну и ко мне заходил…

— Значит, умер… — вздохнула Фаина Дмитриевна. — Конечно, столько лет прошло… Надо было раньше…

— А про остров сын ничего не говорил? — спросил Рудик.

— Ничего. Кабы знал — поинтересовался бы. Да его отыскать нетрудно, он в Улан-Удэ работает в институте… Каком же институте? Память-то дырявая стала. Володя его зовут, Владимир Мункоев. Да вы найдете. Коли уж меня нашли, его найдете! Только чур, про меня не забудьте, напишите старику.

ПРО ВАЛЮХУ

Наконец-то январская стужа взяла свое: как ни сопротивлялся седой богатырь Байкал, как ни бился штормами, заковала его в прозрачный ледяной панцирь. Теперь только в мае, когда вспыхнут окрестные горы фиолетовым пламенем багульника и зацветут подснежники на солнцепеке, разойдется могучий полутораметровый лед. Зима полностью вступила в свои права.

Забавно выглядят зимой Горячие Ключи. Наверное, только здесь, на Байкале, и увидишь такое. С утра до вечера ползут мощные, самых современных марок, тягачи с лесом — и растут на нижнем складе горы бревен. А рядом по глади озера, огибая вздыбившиеся кое-где торосы, катит собачья упряжка. Ребятишки везут воду из проруби, и степенные лайки добросовестно натягивают постромки, время от времени оборачивают озабоченные морды — тут ли еще хозяева, не заигрались ли. А иной озорник и сам не прочь покататься на своем Бобике или Полкане.

Вдали на льду застыли темные точки — это пацаны, забыв про уроки, таскают из лунки окуньков. Посидишь этак часа два-три, подергаешь леску — и полведра. Рядом твой Трезор, непременный участник всех забав, внимательнее самого хозяина смотрит в лунку, от нетерпения повизгивает да хвостом колотит, а на каждого пойманного лупоглазого окунька облизывается, царапает лед когтями, и глаза его умильно улыбаются.

Кто посообразительнее, приспосабливает к санкам парус и гоняет по льду вместе с друзьями. Смельчаки ладят парус себе за спину, становятся на коньки — догони, кто сможет! Неподалеку от проруби Петька Снегирь, окруженный мелюзгой, испытывает новое свое детище — аэросани. Пока мотор больше чихает, пропеллер лишь дергается, но Снегирь уже рассчитал, что до Сохоя домчит за пятнадцать минут, а на тот берег — за полтора часа…

В стороне от этой суеты Санька, наполняя вместительную интернатскую бочку, считал ведра: шесть, семь, восемь… Валюха в мохнатой заячьей шапке, в расшитых меховых унтах стояла рядом, смотрела вдаль, туда, где легкий хиус гнал снежные змейки, и улыбалась тайным своим мыслям. Последнее время стал Санька замечать: задумается, уставится вдаль — и робкая улыбочка запорхает на губах. Словно подменили Валюху. Особенно после зимних каникул.

Так уж повелось с раннего детства: были они с Валюхой как брат и сестра. Дома их стояли рядом, только Валюхин чуть повыше, и когда собирались утром идти куда-нибудь, за ягодой ли, на рыбалку ли, Валюха свистом будила любившего поспать Саньку.