Серебряный пояс

— Ах, вот как! И эта сучка здесь…

— Для кого сучка, а для кого Любовь Филипповна, моя дорогая супруга, — важно изрек Тихон.

Лукерью от таких слов едва не парализовало. Ревность перемешалась с яростью, гневом. Стараясь прорваться в ограду через ворота, Лушка вопила недорезанным поросенком:

— Люди! Посмотрите, что делается… Жену в родной дом не пускают! Там у меня вещи! Шкап под посуду…

Люди со стороны стояли и смотрели бесплатный концерт. На «представление» жителей Кузьмовки собралось не так и мало. Все женщины бросили хозяйство. Услышав крики, из тайги прибежали мужики, дети, собаки. Аккуратно переступая через грязь, от своего дома прикандыбала бабка Ветлужанка. У Тишкиного забора собралась половина старательского поселка. Одни смеются, другие ругаются. Однако все люди на стороне Тихона и Любы.

Вытолкал Тихон Лушку за ворота. Казалось бы, все разрешилось миром. Не зная, как доказать свою правду, Лукерья тешит горло:

— Шкап отдай! Шкап мой… Мне его тетка дарила!

Тимофей согласен, лишь бы зряшная баба поскорее отстала. Закрыв ворота, он быстро ушел в дом. Лушка времени зря не теряла: перескочила через забор — и к дому. Дорогу ей преградила Люба: куда прешь? Нельзя в избу пускать обезумевшую, там ребенок.

Тихон вынес посудный шкаф, поставил перед Лушкой:

— На, забирай! Только уходи быстрее!

Лукерья зло посмотрела на него: нет, шкаф ей одной не унести. От тетки из Андреева ключа его на коне везли — тяжелый. Но и оставлять здесь нельзя: жаба давит! Лушка уже поняла, что Тихон гонит ее, и это серьезно, навсегда.

Лицо Лукерьи исказилось маской зверя. Глаза сузились, губы сжались, щеки посинели. Казалось, в нее воплотился сам дьявол. Она метнулась к чурке, схватила топор. Все, кто наблюдал со стороны, думали, что Лукерья убьет стоявшую рядом Любу. Тихон не успел сделать шаг навстречу. Однако в сознании падшей дьяволицы все же существовал крест святости. Резко замахнувшись, Лушка ударила топором по посудному шкафу. Раз, другой, третий. Примитивная мебель крошилась, разлеталась на части, разбивалась в щепу. Доски хрустели, как косточки зайца в клыках рыси. Резной фасон мастера на глазах изумленной публики превратился в дрова.

— Вот вам! — выбившись из сил, откинула топор Лушка. — Забирайте…

— Зачем нам? — поражаясь поведению бывшей суженой, скрестив на груди руки, покачал головой Тимофей. — Твои дрова, тебе и печь топить!

Его слова еще больше укололи Лушку. Из ее груди вырвался тяжелый, давящий душу стон, как будто у страждущего перед смертью изошло последнее дыхание. Гордо выпятив грудь, с высоко поднятой головой она спокойно шагнула на улицу. В воротах Лушка остановилась, повернулась, с коварной усмешкой посмотрела на Тимофея и Любу:

— Любитесь, да не для меня. Бойтесь земли, огня да полымя! Да берегите дитя! — и к Тимофею: — А за то, что ты меня сегодня обидел, с Тараскиными братьями говорить будешь!

Сказала и пошла вдоль по улице мимо всех с гордо поднятой головой. Так и не поняла Лукерья своей вины, да она себя таковой и не считала.

Стоят люди, смотрят ей вслед. Никто слова сказать не может. Каждый видел — смеялся. А услышал прощальные слова — испугался. Все знают, что Лушка племянница Марфы Лопатенко. А она — ведьма.

Страшное слово — как удар топора, как болотный зыбун, как тленный червь. Беги на край света — не убежишь. Плыви за океан — не уплывешь. От наговора никуда не деться. Все, кто был тут, понимали, что семья Тимофея и Любы обречена. Лушка, тварь безбожная, обязательно попросит тетку навести на них порчу. От злости. От обиды. От досады. От зависти. От гордости. Оттого, что ее прогнали, опозорили. Просто потому, что она никто, а Тимофей человек. Просто потому, что им хорошо, а ей плохо. Лушкина тетка — баба знатная. Обязательно поможет племяннице. Высушит. Ознобит. Вырежет след и унесет на могилки. Пустит прах по ветру. Сломает хребет, но оставит в живых, чтобы человек мучался всю оставшуюся жизнь. Колдовские чары — неопознанные черные силы. Они не подвластны разуму. Кто ими владеет — страшный человек.

Подавляющая часть людей тайги — верующие. Старатели, промышленники, охотники — все верят в Бога. У каждого он свой. Большей частью на приисках работают православные, верующие в загробную жизнь. Каждому да воздастся по делам своим! Кто занимался черными делами, не откупится, не замолит грехи тяжкие. Но это будет там, потом. А люди тайги живут сейчас здесь, в настоящее время. И жить хочется. Плохо или хорошо, но так, чтобы тебя не коснулась чернь магического крыла.

Смотрят люди вслед Лушке. Видят жители старательского поселка новое горе. Никто сейчас не завидует Тимофею и Любе. Знают все, что кончилась их молодая, счастливая жизнь, практически и не начавшись.

Женщины шепчутся между собой, крестятся, со страхом посматривают на дом Тишки Косолапова. Мужики угрюмо курят трубочки. Кто-то вошел в ограду, с нарочитым, тяжелым смехом рассматривает остатки разбитого шкафа. Люба ушла в дом, прижала сынишку, плачет. Тимофей, все еще не оправившись от конфуза, с белым лицом, угрюмо и бесцельно свежует черенки для лопат.