Серебряный Рыцарь

Он не видел, как к нему бросился, презрев запрет не высовываться, Карадор и почти сразу налетел на выставленные вперед копья, еле успев затормозить. Как вслед за ним вытащили отчаянно упирающуюся Тару… Он больше ничего не видел и не чувствовал, парализованный проникшим в тело заклятием. Тьма и покой окутали его.

Тишина. Темнота. Пустота.

Никого и ничего. Полное одиночество. Наверное, это и есть смерть, которой так страшатся все — люди, эльфы, тролли, орки… Полный конец всему — и при этом ты остаешься в полном сознании. Но тогда выходит, что все россказни про Черту, которую охраняют Стражи, определяющие меру наказания или награды для каждой конкретной души, — это всего лишь сказки? Так сказать, слабое утешение для тех, кому вскоре предстоит на собственной шкуре познать, как они ошибались, веря в вечную жизнь?

Полная пустота. Нет даже ощущения собственного тела. Осталось одно сознание, мечущееся в поисках чего-то, за что можно зацепиться.

«Уж лучше бы полный конец — разрушение не только тела, но и души! — мрачно подумалось ему. — Чем такое… ничто».

Ты прав. Это — ничто.

— Кто здесь?

Собственный голос показался настолько чужим и чуждым, что с трудом верилось в возможность им пользоваться. В самом деле, какой уж тут голос, если нет тела и голосовых связок! Только голая мысль, а разум по привычке облекает ее в удобную форму…

Здесь нет ничего.

— А ты?

Меня тоже нет. И тебя.

— Но мы… есть? Я тебя слышу. Или ты — плод моего воображения?

Смешок:

Хотелось бы мне побыть плодом…

— Кто… то есть кем ты был?

Не узнаешь?

— Мы встречались? Когда?

Не знаю. Здесь нет времени и пространства. Здесь все останавливается.

— Время есть везде. Как ни странно, из-за его наличия тут мы можем общаться. Пространство, между прочим, четырехмерно — три обычных измерения плюс время, четвертое. Я учитывал это при проектировке Порталов и…

Он уверен, что я этого не знаю! — на то, что еще недавно было драуром, хлынул поток — эмоции, образы, мысли, чувства, перемешанные до такой степени, что трудно было отделить одно от другого и просто понять, о чем говорят все они.

— Так мы все-таки были знакомы? Ты что-нибудь помнишь о себе?

Уже не все. Здесь нет ничего. Совсем ничего! Но появился ты, и «что-то» возникло. Как ни странно, но стоит тебе исчезнуть, все исчезнет.

— И ты?

И я. Сейчас я вспоминаю, кем был. Ты прав — время пошло, и оно возвращает мне мое Я. Постепенно. А когда ты уйдешь, все исчезнет.

— Почему ты уверен, что я исчезну?

Потому, что ты попал сюда случайно. Теперь понимаешь, каково ЗДЕСЬ?

— Где «здесь»? — Если бы мог, драур завертел головой, озираясь по сторонам. Но какой в этом смысл, если нет ничего, кроме его мыслей и этого странного голоса. Смутно знакомого голоса.

Нигде! Этого места не существует. Оно не принадлежит ни одному из миров. Это — межмирье.

Вот оно что! Как же он сразу не догадался? Ведь все разумные существа в один голос утверждают, что после смерти все попадают в потусторонний мир, то есть в реальное место. Но межмирье связывает разные миры между собой. У некоторых народов есть даже миф о том, что души праведников действительно переселяются в иной мир, а души злодеев остаются здесь, размазанные по пласту межреальности. Выходит, он только что на самом деле умер? Наконец-то умер, как должно было произойти уже давно?

Смерти нет, — ворвался в сознание тот же чужой, смутно знакомый голос, — есть переход в новую жизнь.

— Это мои слова! — все существо драура встрепенулось. Как удар кнута, явилось озарение, где он мог слышать этот голос.

Да, — отозвался этот некто, — теперь ты понимаешь, что натворил?

Драуру очень захотелось умереть. Исчезнуть совсем, рассыпаться в пыль, чтобы уничтожилась и душа. Чтобы не было памяти, мыслей, чувств.

— Покровитель Бор не должен был отзываться на мой призыв, — осенило его. — Они должны были разгневаться и перестать со мной общаться — из-за того, что я сделал с Тобой… А Он отзывался мне.

Когда это было? Вспомнить оказалось трудно — память таяла, как снег под лучами жаркого солнца. Исчезали один за другим образы и картины прошлого.

Теперь ты понимаешь, каково мне? — тот же голос ворвался в его мысли. — Если бы мог, пожелал бы твоей смерти. Но смерти нет!

— Как это — нет? А как же те, кто погиб? Была война и…

И больше уже не помнилось ничего.