Серебряный вариант

На этом, собственно, кончается наша беседа. Мы ужинаем, дружески прощаемся с Мердоком, пожелавшим подчеркнуть напоследок, что Пасква и остальные отнюдь не слуги, а его избиратели, получаем своих отдохнувших, накормленных лошадей и уже без всякого «эскорта» покидаем «берлогу». Мы здесь гости, а следовательно – союзники.

И вот мы снова на лесной дороге с ухабами, болотцами. То съезжаемся, то опережаем друг друга. Разговаривать трудно. Размышляю о соглашении с Мердоком. Легализация реставраторов мне ненавистна: когда-то я и мои друзья боролись против полицейской диктатуры. Не собирался я убеждать Стила и явно рисковал, обманывая Мердока. Зачем? Нет, Мердок мне нужен, как и Стил, чтобы понять политическую структуру этого выросшего уже без постороннего вмешательства мира. Даже беседуя с Мердоком, я мысленно искал ему аналог на Земле. Может быть, это здешний фон Тадден, фигура у нас давно провалившаяся, обреченная на провал и здесь, потому что цель у обоих одна и та же – реставрация прошлого. С фон Тадденом роднит Мердока и политическая одержимость, почти фанатизм, желание действительно вернуть «золотой век», несомненный опыт искусного оратора и политического авантюриста. Есть в нем и черты главарей мафии: сметливый, подлый ум, дерзость и расчетливость игрока, жажда власти.

Все это я высказываю Мартину.

– Философствуешь, – говорит он, сдерживая лошадь. – А пожалуй, похоже. Только одного не понимаю: ты же все равно обманешь Мердока.

– Обману, чтобы помешать.

– Для чего? Ему и Стил помешает.

– Мы еще не знаем соотношения сил в сенате. Может быть, Стил ошибается. Мы вообще не знаем Города. Что здесь осталось, что родилось и что выросло. Вот и начнем изучать. Я – сверху, ты – снизу.

– Ну, изучим, а дальше?

– Дальше посмотрим, с кем мы.

– Ты уже говорил.

– Я и повторяю. Мы еще не знаем экономики государства, не знаем ни промышленности, ни пролетариата. Рассказ Стила неполон. Пролетариат есть, но достаточно ли он вырос? Есть ли у него настоящие вожди?

– Сразу видно коммуниста, – замечает Мартин. – Пролетариат, Маркс, капитализм, социализм.

Я не сержусь на Мартина. Отлично все понимает, но притворяется. Просто не хочет рисковать. Проводить время с Минни куда интереснее. Но сделать – все сделает. Поэтому я умолкаю.

– Послушай, а где они будут искать серебро и кого обвинят в ограблении? – вдруг спрашивает Мартин, круто переменив тему разговора.

– Кто это «они»?

– Кто, кто! Правительство, полиция, розыск.

– Полиция, – говорю я, – здесь, вероятно, наполовину подкуплена. Ничего и никого не найдет. Мердока же вообще даже упоминать не будут.

– А серебро-то у него в кармане, – ухмыляется Мартин.

– Ты так уверен?

– Зря, что ли, я сидел в комнате с камином. У стены люк в подвал. Его открыли и вносили туда ящики. Я и спросил: что это?

– Как же тебе ответили?

– Сказали: помалкивай, пока цел. Найдем, если проболтаешься.

– Может быть, ящики с оружием или продовольствием?

– Я узнал их. Те самые, которые грузили с причала в кормовой люк «Гека Финна».

7. Город шестидесятого года

В Вудвилль мы прибыли вечером и уехали оттуда утром на другой день. С городком как следует и не познакомились. То, что увидели, проезжая по улицам, казалось чуточку посолиднее и побогаче, чем в Сильвервилле, – меньше дощатых и бревенчатых хижин, дома каменные, из розового туфа, как у нас в Армении, некоторые отделаны гранитом и кремовым песчаником. Вывески ярче и крупнее. Добротно выглядела и гостиница «Веррье-отель» с колоннадой у входа. Ее владелец Гастон Веррье, к которому мы направлялись по указанию Стила, любезно предоставил нам комнаты в своей огромной квартире, занимавшей весь первый этаж гостиницы. Веррье, толстенький, разбитной француз с чисто выбритым лицом и аккуратно подстриженными седоватыми бачками, владел рыболовными промыслами по берегу Реки. Мы видели их, проезжая, – бараки и хижины, опрокинутые лодки на берегу и сети, натянутые на кольях. Ему принадлежали и виноградники на склонах холмов, примыкавших к городку с севера. Принял он нас гостеприимно и радушно, познакомил со своим типично французским семейством, приказал отвести наших измученных лошадей на конюшню, угостил обильным и сытным ужином. За ужином мы узнали, что «все порядочное население города голосует за популистов». «Кого же вы считаете непорядочными?» – спросил я как можно серьезнее, чтобы хозяин не почувствовал скрытой иронии. «Рыбаков-поденщиков, – охотно пояснил он, – тех, кого нанимаешь на ловлю. Ненадежные люди». – «А они за кого голосуют?» – поинтересовался я. «Ни за кого, – пожал плечами Веррье, – индифферентны. Их мог бы купить Мердок, да у него, к счастью, и партии нет». – «А трудовики?» – «Заводов здесь нет – нет у трудовиков здесь и базы, а приезжих агитаторов мы не любим, – сказал хозяин. – Мы, настоящие популисты, не очень-то жалуем своих левых».