Читаем Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р полностью

Архитектор, рисовальщик, педагог. Член Московского археологического общества. Академик архитектуры (1914). Автор надгробной часовни Кочубеев на Новодевичьем кладбище в Москве (1888), часовни «Сердца» Т. Костюшко в Раперсвиле и др. Книги «Польская архитектура, композиционные эскизы» (Львов; Варшава, 1920), «Польские замки и дворцы. Архитектурные фантазии. Руины замков на Мазовше» (Варшава, 1928), «Эскизы польской архитектуры в стилях XIII–XVIII» (М., 1916).


«Станислав Владиславович Ноаковский – академик архитектуры, читал историю искусств. В жизни он был как будто вял и флегматичен, ходил медленно, говорил тихо. Таким он выходил из учительской и плавно нес свое грузное тело в класс. Но когда он брал мел и подходил к доске, то как бы перерождался. Голос звучал уверено: „Французская готика – это горизонталь, немецкая – вертикаль“, – и рука его с неимоверной быстротой рисовала Нотр-Дам и рядом Кельнский собор. Это было гораздо убедительнее, чем картинки „волшебного фонаря“. В течение 10–15 минут вся огромная доска покрывалась рисунками, и какими! Это были подлинные произведения искусства. Потом все стиралось тряпкой, и снова рисунки, тысячи рисунков, иллюстрирующих искусство тысячелетий, с Египта до наших дней. Жаль, что фото тогда не было так развито. Его творения сегодня бы послужили нужному делу изучения истории искусства. Множество рисунков делал Ноаковский тушью на бумаге с очень своеобразной фактурой, которая прекрасно соответствовала его манере. Обычно Станислав Владиславович рисовал спичкой и лишь кое-где протирал краской. Таких рисунков было множество, но они как-то разошлись по рукам, а те, что сохранились в музеях, монографиях и открытках, не дают полного представления о могучем мастерстве художника.

Уроки Ноаковского проходили как какое-то волшебное действо, переносившее нас в разные города и страны. Они оставляли незабываемое впечатление и давали нам прочные знания. Сам Станислав Владиславович в эти минуты был полон фанатической силы. Я не преувеличу, сказав, что счастлив тот, кто видел его рисующим и говорящим.

Но вот звонок… Ноаковский кладет мел и опять мешковатой походкой тихо бредет в учительскую.

Он был очень добр, и мы по молодости лет злоупотребляли его добротой.

Как-то был такой случай. Мы с Колей Прусаковым стояли в большую перемену в музее у стенда. Коля спросил, нет ли у меня денег…Мои сомнения нарушил голос приятеля: „Поди к Стасе (так мы называли между собой Станислава Владиславовича), он даст“. Я не хотел идти, так как недавно брал у него. Коля стал меня убеждать, говоря, что Стася меня любит, что он ротозей, и наконец уговорил. Я шагнул из-за щита, увидел стоящего с обратной стороны Ноаковского и быстро бросился в глубь музея. Но меня остановил голос Станислава Владиславовича: „Комарденков, вам ко мне, куда же вы бросились в другую сторону?“ Я подошел, бледнея и краснея, еле выговорил, что мне туда. „Неправда, вам ко мне. Я слышал, как Прусаков говорил, иди к Стасе, он ротозей, он даст“. – „Нет, нет, что Вы“. – „Я все слышал“. Расстегнув сюртук, он вынул из жилета 20 копеек и протянул мне, говоря: „Не зовите только меня Стасей, и никому не говорите, что я ротозей“.

Сгорая от стыда, с двугривенным в руке бегу в столовую.

В годы первой мировой войны Станислав Владиславович делал много рисунков небольшого размера, которые быстро раскупались преподавателями, служащими и учениками. Деньги шли в пользу „Красного Креста“. Нужда в деньгах часто заставляла нас перепродавать их с надбавкой. И все же за них платили мало, главным образом потому, что они были небольшими. Это толкнуло некоторых из нас на подражание Ноаковскому. Однажды, натренировавшись, я сделал рисунок, который многие не могли отличить от его работ. Мне захотелось проверить это. Я улучил минуту и подал рисунок Станиславу Владиславовичу, чтобы он подписал. Он его повертел, посмотрел на меня, на рисунок и произнес, улыбаясь: „Ах, как я стал забывать перспективу“. Но все же в углу поставил инициалы латинскими буквами S.N.Так он подписывал свои работы. А через день меня вызвал преподаватель Александр Павлович Барышников и сказал, что Станислав Владиславович просил его повторить со мной перспективу. Мне было стыдно, и я долго боялся смотреть в глаза Станиславу Владиславовичу, не говоря уже о том, что перестал делать рисунки, подражая ему. Вот так, без шума, он больно наказал меня.

В 1916–1918 годах Станислав Владиславович был председателем совета училища, позднее уехал на родину в Польшу и умер на посту министра искусств» (В. Комарденков. Дни минувшие).

Перейти на страницу:

Все книги серии Серебряный век

Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р
Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р

Портретная галерея культурных героев рубежа веков – повествование о поэтах, художниках, музыкантах, меценатах, философах, актерах, певцах и других представителях эпохи, которых можно назвать уникальными феноменами «Серебряного века». Сотканная из воспоминаний, заметок, критических отзывов, дневниковых замечаний, книга воссоздает облик и «живую жизнь» ярких и необычных людей, отделенных от нас веком непонимания и забвения. Вместе с тем это не энциклопедический справочник и не собрание мемуаров. «Культурные герои» предстают перед читателями персонажами увлекательного романа, наполненного истинным драматизмом, и через десятилетия остающимся неподдельным и захватывающим.

Павел Евгеньевич Фокин , Светлана Петровна Князева

Биографии и Мемуары
Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 3. С-Я
Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 3. С-Я

В книге собраны литературные портреты людей, определивших собой и своими свершениями культуру России в конце XIX – начале XX века. Мемуарный материал сопровождается фотографиями писателей, художников, артистов, композиторов, деятелей кино, философов, меценатов. Воспроизводятся уникальные шаржи и юмористические изображения, остававшиеся до сих пор музейной редкостью. Образ Серебряного века дополняют обложки поэтических сборников, журналов и альманахов.Для одних читателей издание послужит своеобразной энциклопедией, из которой можно почерпнуть различные исторические сведения. Для других оно окажется увлекательным романом, составленным из многочисленных живых голосов эпохи.

Павел Евгеньевич Фокин , Светлана Петровна Князева

Биографии и Мемуары / Культурология / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное