Серебряный век. Жизнь и любовь русских поэтов и писателей

Понимая, что ему, возможно, скоро придется уехать, Белый испытывает боль и страх за Асю, ее здоровье и непонятное тревожное будущее.

А. Белый – Т.Н. Тургеневой-Кампиони

Lettre du 13 avril 1915. 13 апреля 1915

<…> Как хочется вас всех видеть; хочется России; как грустно и тяжело бывает, при Ваu: да и при Ваu! Вспоминаю прошлогоднюю Пасху: помните, мы именно в эти дни переезжали из Вены в Прагу: Вы были с нами, мы приехали в Дорнах, цвели вишни, мы приступали к работам с радостною уверенностью, что к осени или к Рождеству Ваu будет готов. И вот – прошел год: год работы, войны, тяжелых, тяжелых раздумий и всяческих испытаний. Какая грустная Пасха! <…> Строгие-строгие были на Пасхе лекции Доктора; Ваu стоит недостроенный; работают с надломленными силами, истощенные, бледные, переутомленные, злые: и все те же: основное ядро то же; да и то из него лучшие силы взяты на войну; правда увеличился штат приживальщиков при Ваu (ведь и я вот уже с Рождества перешел из работников в приживальщики); но от этого не легче. Все занимает война; она вкралась в душу: висит, гнетет, какое-то кошмарное состояние, без просвета, без далей.

И так измучился за эти 8 месяцев, как никогда; тысячу раз бы уехал, если бы не Ася: она твердо сказала что остается при Ваu, а куда же мне ехать без нее; да сейчас разлучаться как-то боязно; и так видно придется скоро, потому что вероятно-таки, нас 2-ое ополчение возьмут скоро; я уж не живу в Ваu, а доживаю. Вероятно Наташа с Асей останутся тут. <…> Асенька теперь ничего: все еще слаба и не бережет себя; сегодня с работы вернулась мокрая, она работает у Рихтера на стекле (и обливается водой); три месяца (январь, февраль, март) была она у нас на положении выздоравливающей; и все-таки не хочет не работать.

Сейчас у меня опять повторяются мои странные припадки полуудушья – полусердечные: говорят я здоров: но от этого не легче; переживаешь все-таки физически состояние крайне неприятное: почти умирания <…>

В связи с войной Белый призывается на военную службу, и ему нужно вернуться в Россию. Он уговаривает Асю уехать вместе с ним. Но Тургенева отказывается. Белому еще кажется, что разлука с Асей – временная. Ненадолго…

Нужно сказать, что Ася колебалась – ехать или не ехать. И высказывала свои сомнения вслух. Но Штейнер отговорил Тургеневу, считая, что ее здоровье не выдержит этой поездки.

Андрей Белый выехал из Дорнаха в Россию в середине августа 1916 года. Он ехал кружным путем через Францию, Англию, Норвегию и Швецию. В момент расставания с любимой женщиной он испытал всю гамму чувств – от всепоглощающей любви к такому же всепоглощающему сожалению и горечи.

АСЕ (ПРИ ПРОЩАНИИ С НЕЙ)

Лазурь бледна: глядятся в тень
Громадин каменные лики:
Из темной ночи в белый день
Сверкнут стремительные пики.

За часом час, за днями дни

Соединяют нас навеки:
Блестят очей твоих огни
В полуопущенные веки.

Последний, верный, вечный друг, —

Не осуди моё молчанье;
В нём – грусть: стыдливый в нём испуг,
Любви невыразимой знанье.

(Август. 1916. Дорнах)

Вернувшись в Москву, Белый по-прежнему тоскует по Асе, оставленной им в Швейцарии. Она представляется ему той невыразимой мечтой, которая когда-то так пленила его.

Те же – приречные мрежи,
Серые сосны и пни;
Те же песчаники; те же
– Сирые, тихие дни;

Те же немеют с отвеса

Крыши поникнувших хат;
Синие линии леса
Немо темнеют в закат.

А над немым перелеском,

Где разредились кусты,
Там проясняешься блеском
Неугасимым – Ты!

Струями ярких рубинов

Жарко бежишь по крови:
Кроет крыло серафимов
Пламенно очи мои.

Бегом развернутых крылий

Стала крылатая кровь.
Давние, давние были
Приоткрываются вновь.

В давнем грядущие встречи;

В будущем – давность мечты;
Неизреченные речи,
Неизъяснимая – Ты!

* * *