Серебряный век. Жизнь и любовь русских поэтов и писателей

«Впервые я пережила осознанно весну в России… Как дышала влажная земля, как пробивалась повсюду между камнями мостовой и во дворах свежая трава, как пахла молодая листва берез, словно зеленые ангелы кадили ладаном в ее ветвях. И этот аромат смешивался с запахом ладана, идущим из дверей всех церквей и церквушек, так как это были дни Великого поста. <…> В весенних сумерках газовые фонари в Москве кажутся золотыми, силуэты домов чернеют на фоне бледно-зеленого неба. Небеса пугают и в то же время обещают многое. Что-то дрожит в воздухе, наполненном молодыми жизненными силами. Прохлада струится из влажных от умиления глаз, и совсем близко невидимое и бесконечно дорогое. Про себя я повторяла слова священника: “Святой дух творит природу. По творению можно узнать творца”. И еще одно потрясение, когда задаешь вопросы своему образу: кто ты и слышишь ответ, что в тебе самом все возможности и вся неотвратимость». Так приходит понимание, что твоя судьба в тебе. Можно выбирать, но можно и упустить возможности, пойти ошибочным путем.

На другом полюсе – Максимилиан Волошин, который рос в обстановке, разительно отличавшейся от идиллическо-пасторального мира Маргариты Сабашниковой. В его детстве не было ни балов, ни выездных экипажей, ни приходящих учителей. Он родился 16 мая 1877 года в Киеве, на Тарасовской улице, в семье Александра Максимовича Кириенко-Волошина и его жены Елены Оттобальдовны, в девичестве Глазер. Отец поэта был коллежским советником, состоял членом Киевской палаты уголовного и гражданского права. Александр Максимович умер, когда Максу было четыре года. Судя по немногим сохранившимся свидетельствам, был он человеком добрым, общительным, писал стихи. Единственное смутное воспоминание Макса об отце связано с его декламацией стихов… Мать – суровая женщина, привыкшая бороться со сложными житейскими обстоятельствами, лишенная той мягкости и женственности, которой так не хватало маленькому Максу. Завершая образ волевой амазонки, можно упомянуть, что она любила носить мужскую удобную одежду, что отражало и ее характер.

Лучший портрет матери поэта, Елены Оттобальдовны, дан Мариной Цветаевой, которая познакомилась с ней в Коктебеле в 1911 году: «…отброшенные назад волосы, орлиный профиль с голубым глазом… Внешность явно германского происхождения… лицо старого Гёте… Первое впечатление – осанка. Двинется – рублем подарит… Второе, естественно вытекающее из первого: опаска. Такая не спустит… Величественность при маленьком росте… Всё: самокрутка в серебряном мундштуке, спичечница из цельного сердолика, серебряный обшлаг кафтана, нога в сказочном казанском сапожке, серебряная прядь отброшенных ветром волос – единство. Это было тело именно её души».

Со смертью отца начинаются скитания матери и сына в поисках собственного места – родового гнезда, где можно было бы не существовать, но жить. Таким местом станет небольшой поселок Коктебель, позже обретший славу русского Парнаса. (Кто только не побывал в Доме у Макса. Из перечисленных лиц можно было смело составлять энциклопедию – кто есть кто в культуре России).

Но до того, как семья Кириенко-Волошиных осядет в Коктебеле, у Макса будет Москва и учеба: сначала в Поливановской гимназии, потом в 1-й Московской казенной… 17 марта 1893 года. Волошин записал в дневнике: «Сегодня великий день. Сегодня решилось, что мы едем в Крым, в Феодосию, и будем там жить. Едем навсегда!.. Прощай, Москва! Теперь на юг, на юг!»

Вместе с матерью он отбывает в Коктебель, еще не зная – чем станет для него этот клочок земли, расположенный недалеко от моря, напоенный особым светом и красками – приглушенными и суровыми. Сердцем его поэзии и средоточением жизни.