Серебряный век. Жизнь и любовь русских поэтов и писателей

<…> Я страданий хочу, а не счастья. Я хочу перегореть, переродиться в очищающем огне неразделенной любви. Я хочу проводить бессонные ночи один, изнемогая от внутренней муки, чтобы искупить и смыть с души своей позор и грязь прошлого… <…> Отныне все мои слова и мысли, чувства и поступки посвящены Вам, и поэтому все они должны быть чисты и прекрасны и достойны Вас. Что было бы со мною, если бы Вы когда-нибудь полюбили меня? Но Вы сказали, что это невозможно, и я верю Вам.

Она дает ему читать свои дневники, он же сравнивает ее с дорогим и светлым домом. И признается, что «а ведь Вы мне ближе, в миллиарды раз ближе и дороже меня самого». Его любовь требует выхода, человеческого участия. Она разгораетя тем сильнее, чем объект воздыхания пытается сразу обозначить в союзе свое первенство и власть.

Н. Минский – З. Гиппиус

5 марта 1891. Петербург

Удивительные дни! Вчерашняя ночь никогда не забудется мною. Великая сила любви увлекла, зажгла меня, как еще ни разу за все это чудное время. Я стоял один среди комнаты, ощущая в своей груди присутствие бесконечной живой силы и удивляясь контрасту между спокойной будничной обстановкой вокруг меня и тем, что совершается во мне.

Но с Зинаидой Гиппиус ничего похожего не происходило. Ничто земное ей было не нужно. Только игра теней и отблеск чувств. Позже она обозначит свое кредо так:

Мне мило отвлеченное:
Им жизнь я создаю…
Я все уединенное,
Неявное люблю.

Или:

Нет! Сердце к радости лишь вечно приближалось,
Ее порога не желая преступать,
Чтоб неизведанное в радости осталось,
Чтобы всегда равно могла она пленять.

Она не терпит, когда к ней пытаются подойти с привычными мерками. И сопротивляется этому. Своему собеседнику она читает мораль и объясняет почему судить ее никто не может.

З. Гиппиус – Н. Минскому

19 июля 1892. Шевино

<…> Не о том, кто прав или виноват, хочу я говорить теперь: надо устроить так, чтобы нам обоим было лучше, чем есть в данный момент. <…> Я стану заботиться о своем… не счастии, а как бы это сказать? ну о своей «возможности жить», что ли… Если я вам кажусь такой, какой вы говорили. То вопрос решается просто и ясно: вы любили во мне красоту, вы не могли уйти от красоты. Теперь вы увидели, что ее нет, разлюбите меня и уйдите. Это, впрочем, ваше дело, я для вас указываю этот путь, а для себя – вы знаете, чего я прошу… или требую, если хотите: не идти дальше известной черты, не забывать о личности человека. Судите меня и поступайте сообразно этому: но для меня самой – я единственный судья.< > Я такая, какая есть, – и я не хочу быть иной.

Позже она напишет стихотворение, которое, судя по всему, посвящено Минскому. Оно как отзвук их споров и ее убежденности в том, что любовь единственное спасение. Правда, здесь есть существенная оговорка. В том смысле, в каком ее понимает сама Гиппиус:

ПОСВЯЩЕНИЕ

Небеса унылы и низки,
Но я знаю – дух мой высок.
Мы с тобой так странно близки,
И каждый из нас одинок.

Беспощадна моя дорога,

Она меня к смерти ведет.
Но люблю я себя, как Бога, —
Любовь мою душу спасет.

Если я на пути устану,

Начну малодушно роптать,
Если я на себя восстану
И счастья осмелюсь желать, —

Не покинь меня без возврата

В туманные, трудные дни.
Умоляю, слабого брата
Утешь, пожалей, обмани.

Мы с тобою единственно близки,

Мы оба идем на восток.
Небеса злорадны и низки,
Но я верю – дух наш высок.

Так постепенно приходило понимание, что нужна другая любовь и другой брак, не тот, в каком пребывают большинство людей… Ставится вопрос о преображении пола в христианстве…

Единый раз вскипает пеной
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет: любовь – одна.

Мы негодуем иль играем,

Иль лжем – но в сердце тишина.
Мы никогда не изменяем:
Душа одна – любовь одна.