Серебряный воробей. Лгут тем, кого любят

Когда я подошла ближе к своей машине, водительская дверь «Линкольна» открылась, и из него вышла Шорисс Уизерспун в форме мужского покроя. Прошло двенадцать лет, но сестру я узнаю где угодно. Она точь-в-точь как мать, от пухлой фигуры до дурацкой копны накладных волос.

– Привет, Дана.

Наверное, надо было спросить, что она здесь делает, но я всегда знала, что когда-нибудь увижу ее снова.

– Привет, Шорисс, – отозвалась я. – Что-то случилось?

Та пожала плечами:

– Просто хотела тебя увидеть. Недавно проезжала мимо и заметила твою дочь возле школы. Она твоя копия.

Флоре нравилось, когда о ней говорят, поэтому она улыбнулась.

– Как ее зовут? – поинтересовалась Шорисс.

– Флора, – тоненько ответила дочь.

На маленькой парковке было полно родителей и маленьких детей. Все ребята держали в руках вырезанные из картона ладошки, раскрашенные, как индейки. Я помахала знакомым мамам, надеясь, что выгляжу нормальной, уравновешенной и счастливой. Потом прислонилась к боку машины.

– Ну так что? Кто-то умирает?

Я задала вопрос с деланым легкомыслием, но мне было действительно важно знать. Даже столько лет спустя мама каждое воскресенье просматривала страницу с некрологами. Если бы Джеймс Уизерспун умер, она пришла бы на похороны, одетая в черное, как вдова.

– Никто не умирает, – ответила Шорисс. – Я просто увидела твою дочь и захотела поздороваться, узнать, как вы.

– У меня все нормально, – ответила я. – А ты как?

Она вздохнула и тоже оперлась о машину рядом. За разговором мы смотрели на проезжающие по Каскейд-роуд машины.

– В порядке.

– Как родители? – осведомилась я.

– Все так же вместе, – ответила Шорисс.

– Я так и думала.

Она перенесла вес на другую ногу и сделала очень глубокий вдох:

– Вы видитесь?

Я чуть не рассмеялась сестре в лицо, которая даже столько лет спустя не может поверить, что победили они с матерью.

Я не видела отца с того дня, как двенадцать лет назад они с Лаверн повторно принесли друг другу брачные клятвы на большой вечеринке в «Хилтоне». Я пошла туда, не сказав маме, и большую часть времени каталась в стеклянном лифте на двадцать третий этаж и обратно. Я смотрела на огни города и думала, есть ли у Джеймса еще дети вроде меня. На суаре я пошла не чтобы поговорить с ним или испортить праздник, лишь надеялась увидеться с Шорисс. Хотела спросить ее, может, у нас получится быть сестрами. Ведь мы не виноваты в том, что сделали друг другу родители.

Они называли это «второй свадебной церемонией», которая проходила в зале «Магнолия» – там же, где Рут Николь Элизабет праздновала шестнадцатилетие. Когда лифт остановился на двадцать третьем этаже, мне не хватило смелости выйти. В зале, за закрытыми дверями, украшенными материей для флагов, церемония шла полным ходом. Я представила, как Шорисс вышагивает по проходу между рядами гостей, сжимая букетик калл, а миссис Грант молча аплодирует ручками в атласных перчатках. Позади сестры идут Роли и Лаверн в платье цвета миндальных сердцевинок. Я вообразила, как Роли наклоняется, целует Лаверн в щеку, а потом передает ее Джеймсу.

Мама не вставала с постели, и мне не хотелось надолго оставлять ее, но я позволила себе побыть там еще час, поэтому спустилась на подземную парковку и ходила по рядам, пока не нашла «Линкольн». Я села на капот, а двигатель подо мной тикал, как терпеливая бомба.

Отец подошел к машине в пятнадцать минут девятого. Ему необходимо было покурить. Может, я не была его «законной» дочерью, но достаточно хорошо его знала, чтобы предвидеть желания.

Я заговорила:

– Привет, Джеймс.

Он ответил:

– Ты не должна здесь быть.

Я кивнула:

– Знаю.

– Так зачем ты здесь?

Я сказала правду: что и сама толком не понимаю. Наверное, хотела, чтобы он меня обнял и сказал, что я все равно его дочь и что кровь – не вода. Да, он мог бросить мою мать, но разве мог бросить меня? Мама может найти другого мужчину, но ведь я никем не смогу заменить отца.

– Ты разве не любишь меня? – спросила я.

– Тут дело не в любви, – ответил он. – А теперь иди домой. Я с-с-сделал свой выбор, как и ты свой, когда начала тревожить Ш-шорисс. Ты чуть не разрушила всю мою жизнь.

– А ты надеялся, что такое можно скрыть? – спросила я. Неужели он думал, что меня всю жизнь можно прятать, как замызганную фотографию? – Я твоя дочь.

– И теперь все это знают, – отозвался Джеймс. – Ты этого хотела и получила.

Даже теперь я морщусь, вспоминая этот момент. Я бросилась на него с кулаками, бросилась на отца и стала драться, как девчонка, беспорядочно размахивая руками и визжа. Мой голос отскакивал от бетонных стен, но никто не примчался нас разнимать. Никто не помог даже тогда, когда Джеймс оттолкнул меня с такой силой, словно я взрослый мужик. Я не упала. Я не сломалась. И я горжусь этим мгновением, когда сохранила достоинство.

– Вы вынудили меня так поступить, – сказал он. – Вы с Гвен превратили меня в животное.

…

– Нет, – ответила я сестре. – Я его не видела.

– Ты же не станешь мне лгать? – уточнила она.

– Лгут только тем, кого любят, – проговорила я.