Но Арата уже поспешил за учителем и Наримацу, оставив Хизаши на растерзание слишком внимательному Куматани. А тот как раз подошел так близко, что совершенно не оставил места для маневра. Хизаши только и осталось, что уставиться на него в ответ равнодушным взглядом.
Куматани Кента, что же в тебе поменялось за эти два с лишним месяца?
– Я впервые в замке, – вдруг сказал Кента. – И, кажется, мне здесь не нравится.
Со скрежетом закрылись ворота, приводимые в действие механизмом, и Хизаши догадался, о чем говорил Кента. Замки строились так, чтобы никто не мог в них попасть, но также можно и сказать, что никто не сможет их покинуть.
– Не трусь, – усмехнулся Хизаши. – В конце концов, это просто огороженная территория какого-то лорда, а не зимнее море в шторм. Ничего не случится.
Лошадей забрали слуги, и Хизаши не мог нарадоваться, что просто идет по твердой земле. Одна только беда – учитель и этот самурай уже скрылись за деревьями, а по какой тропинке из множества они пошли, Хизаши запомнить не удосужился.
– Сюда, – сказал ему Куматани и обогнал без тени сомнения.
Стоило признать, что без проводника Хизаши бы и впрямь потерялся, потому что дорожки постоянно пересекались, путались, а иные и вовсе приводили к какой-нибудь сосне и исчезали в ее корнях. В один прекрасный момент раздался звонкий голос Сасаки, который – о, светлые ками! – вел оживленный разговор с кем-то невидимым отсюда. Даже Куматани немного растерялся, и они оба поспешили на звук беседы.
– Сасаки? – Хизаши выскочил из-за дерева и попытался застать Арату врасплох. – С кем ты говорил?
Юноша покраснел, побледнел и замахал руками.
– Нет-нет! Тут никого не было, я просто… Я сам…
– Покажись, – велел Хизаши, и на тропинку вышла молоденькая девушка в богатом дзюни-хитоэ, не слишком подходящим погоде. Ее длинные волосы почти доставали до земли, собранные у самых кончиков лентой, выбеленное личико выражало испуг и смущение. Она закрыла половину лица раскрытым веером, и на его оборотной стороне Хизаши успел разглядеть строки стихотворения.
– Госпожа, – протянул Хизаши.
Сасаки бросил на него укоризненный взгляд и повернулся к девушке.
– Госпожа, вы простудитесь. Вернитесь в дом.
Она молча изобразила светский поклон и пошла прочь. Куматани провожал ее взглядом, в котором смешалось удивление и восхищение. Хизаши подумалось, что не только замки тот видит впервые, но и аристократок, похожих на фарфоровых кукол, завернутых в шелка и парчу.
– Наверняка это одна из наложниц лорда Киномото, – сказал Хизаши. – По крайней мере, слухи о его изысканном вкусе отчасти уже оправдались.
При этом он скосил взгляд на Куматани, но тот ничем не дал понять, что заинтересован молчаливой красавицей. А жаль – Хизаши бы с удовольствием развлек себя насмешками над ним.
– Поспешим, – серьезно произнес Кента и повернулся лицом ко второй линии замковой обороны.
За следующими воротами прятался сад. Даже несмотря на тоскливые краски кисараги, он был прекрасен: дорожки посыпаны мелким светлым гравием, ветер колыхал ветви молодых слив и вишен, словно капли крови на снегу алели кусты красной камелии, а рядом с ней – нежные цветки камелии розовой. Слышалось журчание воды, и виднелись очертания горбатого мостика, перекинутого через декоративный пруд. Но более притягивало взгляд основание цитадели, выложенное камнем. Возле ступеней, ведущих к дверям, дожидались Морикава-сэнсэй, Наримацу и Сасаки. Поравнявшись с ними, Хизаши услышал:
– …не ходить по одному.
– Вы верно рассудили, – похвалил Морикава. – Что бы ни происходило в стенах замка Мори, осторожность превыше всего. О, вот и мои ученики, – он улыбнулся.
– Распоряжусь насчет обеда и горячего чая для вас, – сказал Наримацу. – Вы всегда сможете найти меня через слуг. Я живу в доме с восточной стороны от тэнсю, управляющий Янагиба временно расположился в цитадели, чтобы следить за ходом внутренних работ и за порядком.
– Спасибо за помощь, Наримацу-сан, – поклонился Морикава.
– Ни к чему так официально, здесь все называют меня просто Наримацу. – Он повернулся к ученикам, и Хизаши обратил внимание на молодость начальника стражи. Издалека он производил впечатление бывалого вояки, но сейчас Хизаши видел перед собой совсем еще молодого, но уже отмеченного шрамами воина – светлая полоска тянулась от левой брови, через переносицу и заканчивался на правой щеке. Должно быть, удар был несильным, иначе глаз бы не уцелел, но кровавый.
Когда он ушел, Куматани внезапно выдал:
– Этот человек встревожен.
– С чего ты взял, Куматани-кун? – удивился Морикава. – Мы неплохо побеседовали, и он ни словом не обмолвился о своих переживаниях.
– Я… я просто чувствую.
Хизаши посмотрел на него с интересом, ему и самому почудился запах страха, окружавший мужчину, но сообщать об этом он не посчитал нужным.
Как и о том, что прелестная девушка, разгуливавшая за пределами внутреннего двора, не была человеком. Точнее, когда-то, возможно, и была, но с тех пор от нее остался только дух.
– Дайки! – воскликнул кто-то, и из дверей цитадели вышел старик с седой бородой. – Как ты вырос, сорванец!