– Но сначала утолить первый голод, – кокетливо промурлыкала хозяйка и позвонила в крохотный золотой бубенец. Тотчас же послышался скрип колес, и Чиёко вкатила стол, заставленный дурно пахнущими блюдами, одно другого кошмарнее. Были тут и еще дымящиеся внутренности, и протухшие глазные яблоки, наколотые на бамбуковые палочки и покрытые карамелью. Хизаши поморщился, а вот Кента сзади сдавленно булькнул, сдерживая тошноту. Нормальной еды у кошек никогда и не было – постояльцы рёкана, думая, что их угощают свежайшей рыбой и рисовыми пирожными, ели всякие отбросы и нахваливали.
Чиёко невозмутимо расставила посуду по столам, поклонилась и ушла так же молча, как и появилась.
– Живая служанка, – поразился каваусо. – Какая редкость!
– Нам с ней очень повезло, – согласилась хозяйка-бакэнэко.
– А ей с вами, видно, не очень, – захохотала Ямауба. Ее гортанный смех подхватили остальные, заухали, завизжали, застрекотали на все лады.
– Что же, выпьем за нашу великолепную и хитроумную Асами-доно и ее дочерей, – поднял кувшин карасу-тэнгу, который, догадался Хизаши, сейчас возглавлял Хякки яко.
– За Асами-доно!
Карасу-тэнгу первым взялся за печать на кувшине, снял бумагу и с наслаждением втянул клювом воздух возле горлышка. Кента за спиной Хизаши тяжело сглотнул от волнения. Ведь сейчас чья-то душа отправлялась на корм ёкаю…
Но тут глаза карасу-тэнгу вспыхнули алым огнем, завращались яростно, вылезая из орбит. Из горла вырвался гневный клекот, и предводитель Парада ста духов хрипло воскликнул:
– Обманули!
Поднялась суета, ёкаи даже не подумали проверить свои кувшины, сразу повскакивали с мест, принялись возмущаться, и их совокупная осорэ сгустилась подобно темной туче. Ее тьма заволакивала зал, приглушая зловещий синий свет фонариков. Даже вездесущие блуждающие огоньки попрятались в страхе.
– Что же это такое делается? – взвизгнула Ямауба. – Асами, старая ты кошка! Вздумала посмеяться над нашим предводителем?
Хизаши пока не понимал, на пользу им эта ситуация или нет, как вдруг гомон и крики легко заглушил удар колокола.
Вмиг все стихло. Ёкаи завертели головами, но никого не увидели. А колокол прозвонил снова, и на этот раз вибрация от него разнесла чью-то мощную ки по залу. Самые слабые из ёкаев Парада закружились волчком и с воплями вылетели из рёкана.
– К богам взываю, духам четырех сторон света повелеваю, помогите избавиться от зла! – твердо прозвучало сверху начало заклинания оммёдо. – Загрязнение ки очистится, вращение инь-ян есть порядок всего. К богам взываю, духам четырех сторон света повелеваю, помогите избавиться от зла. Пусть все, что движется ко мне, движется от меня. К богам взываю…
Монотонный речитатив звучал негромко, но волшебным образом гулко распространялся по всему зданию. Редкие удары колокола усиливали эффект, и даже карасу-тэнгу сжал голову руками.
– Найдите мне оммёдзи! – зло каркнул он. – Сожрите его! Разорвите на части!
Сама по себе зашевелилась веревка, и через мгновение узел на запястьях ослабился, и Хизаши, даже не успев охнуть, рухнул на пол. Рядом тяжело шмякнулся Кента.
– Чудеса, – выдохнул Хизаши и тут же позвал веер. Без духовного оружия, части самого себя, против рассвирепевшего Парада ста духов он был что букашка перед самурайским отрядом. Пусть даже и сборище ёкаев изрядно поредело усилиями Учиды Юдая, а это именно его голос навел смуту в зале, их оставалось еще предостаточно.
Воздух расчертила белая молния – и пальцы Хизаши сомкнулись на родном веере. Кента, возле носа которого тот пронесся, только удивленно моргнул. Он так призвать свой меч не мог.
– Асами! – крикнул он внезапно, указав рукой на сбежавшую хозяйку. Точнее, она метнулась к своему инструменту и расправила над ним ладони, готовясь заиграть. Этого нельзя допустить. Хизаши взмахнул кистью. Волна ки вышла не такая уж сильная – движения руками простреливали тело болью до самых плеч, но даже этого хватило, чтобы все тринадцать струн кото одновременно лопнули, и несколько из них оставили на щеке бакэнэко глубокие и тонкие, как волоски, порезы. Лицо ее тут же изменилось, утратив всяческую человечность. Теперь на подушечке сидела огромная черепаховая кошка с гневно вздыбленными усами, в черном косодэ с красными и золотыми карпами.
Голос Юдая звучал все так же ровно и твердо, но действие заклинания уже ослабевало, ведь даже самый лучший ученик Фусин не смог бы долго сдерживать ярость Парада ста духов.